— Я не признаю за ним права решать за меня, — жестко сказала молодая женщина. — Может быть, чтобы жить рядом с ним, я соглашусь жить в лишениях…
— Но он-то не согласен с тем, чтобы вы терпели трудности. Потому что любит вас.
— Так что же мне делать?
— По правде сказать, не знаю. Мне кажется, будет лучше еще подождать, время все решит. Жан не выдержит, зная, что вы так близко и что вы ждете его…
— Да услышит вас господь!
Но прошло еще несколько дней, а из замка не было никаких вестей. Гортензия старалась жить обычной жизнью, думая, что рутина повседневности успокоит ее, но на сердце у нее было все тяжелее. И росло возмущение. Если ее в чем-то обвиняют, она должна иметь право на защиту, а Жан окружил ее стеной молчания, и она начала задыхаться.
Развязка наступила в первых числах октября.
Дело было уже к вечеру. Вместе с Жанеттой Гортензия готовила лучшую комнату дома для каноника Комбера, который должен был завтра приехать. Они достали из шкафа самый красивый комплект постельного белья из тончайшего полотна, благоухавшего лепестками роз, которые в мешочках были разложены в шкафу. На кухне Клеманс, которая знала о некоторой слабости к яствам этого достойного служителя церкви, готовила петушка в вине и месила тесто для пирога с рыбой, главную составную часть которого утром принес Франсуа. Приготовления оживили дом, и это было полезно Гортензии. Кроме того, она любила каноника и была рада его приезду.
Она осматривала приготовленную для него комнату, чтобы убедиться, что ничего не забыто, когда пришла очень взволнованная Клеманс и сказала, что с ней хочет поговорить Пьерроне.
— Видно, что-то важное, — добавила она. — Мальчишка пришел пешком, и у него такое лицо, как будто что-то случилось. Я угостила его пирогом и поставила кувшинчик вина, чтобы он пришел в себя…
Больше не слушая ее, Гортензия кинулась к лестнице, подобрав юбки, и влетела в кухню, где за столом сидел юноша и за обе щеки уплетал пирог. Франсуа, который принес с огорода корзину с овощами, стоял возле него и наблюдал с уважением, присущим всем, кто работает на земле, за тем, как он ест. Увидев входящую Гортензию, мальчик встал, все еще держа на кончике ножа кусок пирога.
Франсуа улыбнулся.
— Если я правильно понял, он пришел к вам, мадам Гортензия…
Сердце ее забилось сильнее.
— Сидите, Пьерроне, и скажите мне, кто вас послал.
Молодой человек, чье открытое лицо выражало внутреннюю борьбу, покраснел.
— Никто меня не посылал, госпожа графиня. Я сам…
— Вы сами? Но почему?
— Потому что все эти дни в замке происходит что-то странное, и я не понимаю, почему вы не должны быть в курсе. Вы имеете право знать. Вот я и отправился за вами.
— Но о чем я должна знать?
— С вашего позволения, мадам, я не буду больше ничего говорить. Просто вам надо обязательно поехать со мной. Надо, чтобы вы увидели все собственными глазами… иначе вы примете меня за сумасшедшего!
— Такая мысль нам никогда не придет в голову, — сказал Франсуа, — мы всегда тебя считали разумным, и если ты решил прийти сюда, значит, у тебя были на это причины. Но предупреждаю тебя: куда пойдет мадам Гортензия, туда же пойду и я.
— Ну и что ж. Это даже лучше. Если вы позволите мне поесть, то мы тут же и отправимся.
— Сейчас? — удивилась Гортензия. — Но когда мы приедем туда, даже верхом, будет уже темная ночь.
А мне говорили, что по ночам замок стерегут волки.
— Это правда. Но, когда мы приедем туда, их еще не будет. Господин Жан делает обход в десять часов. Во всяком случае, он научил меня, как можно пройти, чтобы они не напали. Ну как? Поедем?
— Поедем! — поспешно ответила Гортензия. Франсуа, седлайте трех лошадей. Я пойду переоденусь.
Несколько минут спустя она появилась в своей зеленой амазонке, и они отправились с Франсуа и Пьерроне по тому же пути вдоль реки, по которому недавно проехали с Франсуа. Мальчик ехал впереди.
— Господин Жан сторожит замок от деревенских, — объяснял он. — Вдоль реки мы доберемся быстрее, только не надо шуметь.
Они ехали молча. Да Гортензии и не хотелось говорить, она была погружена в свои мысли… Она не могла понять, почему племянник Годивеллы решил нарушить запрет Жана и тетки, но в этом она видела доказательство дружбы, которая согревала ей сердце. Тем не менее смутная тревога не покидала ее. Та же тревога заставила Франсуа прихватить с собой пистолеты, которые он сунул в седельную сумку, и ружье, которое теперь висело у него за спиной.
Она попробовала сделать ему замечание перед отъездом, на что он ответил, что не хочет, чтобы его застали врасплох. А поскольку они не знают, что их там ждет…
Пьерроне не стал возражать. Он только заметил, что с волками надо быть ко всему готовым…
Когда они приблизились к опушке леса, уже стемнело, но полная темнота еще не наступила. На фоне темного неба чернели мрачные башни замка. Ничего не было слышно, кроме журчания воды, бегущей по камням к реке. Пьерроне остановился, спустился на землю и сделал знак своим спутникам сделать то же.
Приложив палец к губам в знак молчания, он взял коня под уздцы и направился не в сторону часовни и дома старого управляющего, а по заросшему травой берегу, вдоль границы имения.
— Надо поставить лошадей в укрытие, — прошептал он, зажимая ладонью ноздри лошади, чтобы она не заржала. — И потом, когда мы подойдем незамеченными…
— Не замеченными кем? — прошептала Гортензия.
Вместо ответа мальчик указал на башню, и молодая женщина едва удержалась, чтобы не закричать: слабый желтый свет виднелся в окне бывшей кухни.
— Но… — спросил Франсуа, — разве там наверху кто-то живет?
— Да. Когда замок обрушился, свод кухни выдержал… но пойдемте! Нас могут услышать.
Они отошли от берега реки и, стараясь не мять высокую траву, направились к входу в подземелье, открытому когда-то Эженом Гарланом и через которое год назад Гортензия, Жан, Годивелла и маленький Этьен выбрались из замка еще до взрыва.
— Через подземелье мы не сможем пройти, но лошади там будут в укрытии…
Франсуа поднял голову и посмотрел на замок, который был совсем рядом. Он увидел, что дым поднимается из руин.
— А мы было подумали тогда, что кто-то жжет сорняки, — пробормотал он. — В старой кухне кто-то живет, вот почему ходят разные слухи. Но если там живет Годивелла, ни к чему создавать такую тайну из этого…
— Там Годивелла, это так, — прошептал Пьерроне, — но там еще кое-кто.
— Кое-кто? Так кто же?
Пьерроне опустил голову.
— Простите меня, что я не сказал вам раньше, мадам графиня… но я боялся, что вы откажетесь ехать.
