Все завершилось ослепительно белой вспышкой, в которой слились и достигшие апогея чувственность их тел, и жар их сердец. Звуки. Краски. Все перестало существовать для них, только осязание раздвинулось до бесконечности… до самых пределов бытия. И в этом бескрайнем океане чувственности вспыхнули яркие, какие бывают только во сне, краски и слились в радужные потоки восприятия.
Это было восхитительно! Чарити прижалась к мужу, потерлась мокрым от пота лицом о его плечо, наслаждаясь сладостной истомой. Все напряжение, все усилия недавних минут были позади, их словно смыло, и вместо них нахлынуло тепло, пропитавшее ее до самых глубин. Это было не изнеможение; это было удовлетворение… ощущение полноты бытия, совершенно новое для нее. Она посмотрела в довольное, смягчившееся лицо Рейна и поняла, что муж смотрит на нее с точно таким же радостным изумлением, которое испытывала она сама. Она словно парила в воздухе… поднималась выше и выше на крыльях освобожденного чувства.
— У меня такое ощущение, будто я могу взлететь, — прошептала она.
Что-то всколыхнулось в глубинах его светло-серых глаз. Он поцеловал ее в кончик носа, в нацелованные, красные, как вишни, губы.
— И у меня такое же чувство… Будто я могу сдвинуть горы, осушить океаны… — Он повернул ее к себе и зажал одно ее колено между своих ног. Никогда прежде не знал он такой полноты жизни, как сейчас. Это от его любовных ласк на ее лице появилось такое мечтательное выражение, а разгоряченное тело так засияло. Ее дивные светло-карие глаза, глубокие, как озера, смотрели на него, и затрагивали в его душе какие-то струны, и пробуждали в нем чувства, которые он никогда не связывал с актом любви.
— Боже мой, я ведь только что любил тебя, но по какой-то непостижимой причине опять жажду твоего тела. Мне хочется наслаждаться тобой, ангел мой, трогать тебя, целовать снова и снова.
Она только кивнула в ответ, но взгляд ее был более чем красноречив. Он притянул ее к себе, зарылся лицом в ее растрепанные волосы, на самом затылке. У ее кожи был сладостный вкус, с чуть заметным привкусом соли.
— А ты знаешь, что это очень хорошая примета — если жених в первую брачную ночь целует невесту вот сюда? Да-да, так оно и есть. — И он коснулся губами ее груди сбоку. — И сюда… — Губы его приблизились к соску. — А уж сюда… это само собой разумеется.
Один поцелуй вел к другому, и она сама не заметила, как оказалась вся осыпана поцелуями, и только смеялась, слушая, как он с серьезным видом перечисляет все места на теле невесты, которые всякому жениху следовало перецеловать на счастье. Он целовал и покусывал и нашел у нее восхитительно чувствительное место на изгибе талии, от одного прикосновения к которому она сразу так и изогнулась.
— И бока… бока — самое что ни на есть благоприятное место… и пупок… и восхитительные мочки ушей… и ямки под коленями… Какие у тебя дивные колени! Такие чувствительные. Не вертись, Чарити. И пальцы ног… очень везучее место. — И с лукавой усмешкой он принялся легко покусывать подушечки пальцев ее ног.
— Ой, Рейн, прекрати — щекотно же!
Он ухмыльнулся, толкнул ее обратно на постель и продолжил искать счастливые места на внутренней стороне ее ноги.
— И ты подумай, ведь это еще только с одной стороны тебя! — И он двинулся выше, покрывая ее поцелуями. — Жених, который доберется сюда, может считать себя счастливейшим из смертных…
— Рейн, ой! — Она завертелась всерьез, сообразив, куда должно привести это путешествие по ее телу ради обретения благодетельной удачи. — Рейн, не станешь же ты…
Он поднял голову и насмешливо поиграл бровями.
— Не стану, говоришь? Сейчас сама увидишь, как я не стану! — Он с вызовом засмеялся, а она ахнула и покраснела как маков цвет. — А впрочем, ты лучше не смотри, ангел мой. Закрой глаза и ощущай. — Но у Чарити был такой перепуганный вид, что он решил отменить первоначальный план. — Доверься мне, ангел мой. — Усмешка его смягчилась, стала ласковой. — Я не стану делать ничего, что могло бы показаться тебе постыдным. Закрой глаза и позволь мне любить тебя.
На лице ее промелькнуло сомнение, однако она подчинилась. Чувствуя, как напряжены ее ноги, он улыбнулся и продолжил покрывать поцелуями ее бедра, медленно продвигаясь вверх, обогнул покрытый пушком бугорок между ног и принялся целовать прекрасный живот. Она сразу же расслабилась. Она доверилась ему… а он честно выполнил обещание. И когда он приподнялся, готовясь лечь на нее снова, она встретила его счастливой улыбкой.
Двигаясь медленно, но со все большей силой, он соединил их тела в одно. От ее расслабленности не осталось и следа. Возбужденная его игрой в счастливые поцелуи, она откликнулась мгновенно. Мышцы его широких плеч играли, тело напрягалось. И он, и она были так сосредоточены на акте любви, что чувственность их поднялась до нового уровня. Влажный жар его губ, впивающихся в ее рот, плавная ритмичность движений словно врезывалась — глубоко, навсегда — в ее взбудораженный ум.
Прежде она с радостью принимала его — теперь же требовала его присутствия. Ее жадные поцелуи, руки, торопливо шарящие по его телу, — ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание. Она обхватила его ногами, прижимая к себе еще теснее, изгибаясь навстречу ему смело и соблазнительно. Мужская выдержка дала слабину, он яростно сжал ее в объятиях, и оба они погрузились в бурлящие воды желаний.
Они достигли пика вместе, словно были единым организмом — с одной душой и общими органами чувств. Все вокруг перестало существовать для них, осталось только ощущение бесконечного наслаждения соединенных тел. Они двигались как единое целое. Их сердца бились в унисон. Невозможно было различить, где ее чувства, а где его, исчезла граница между их телами. И мышцы, и чувства, и желания слились в яростном пыле страсти и сформировали единство, сплав духа и плоти, прошлого и будущего. Когда их чувства не могли более выдерживать накала, а их тела выгнулись и задрожали, не в силах вмещать долее безграничное наслаждение, пришло освобождение, могучее, как вулканический выброс, одновременное для обоих. Раскаленная чувственность поднимала их выше и выше на гребне ослепительного вихря страсти.
Буря утихла, оставив за собой лишь сладостную дымку, которую быстро развеял освежающий дождик удовлетворения. Под его шум Чарити, уютно устроившись в объятиях Рейна, потихоньку уснула.
Она проснулась некоторое время спустя, и первое, что увидела, — его нежную улыбку и полные любви глаза. Она улыбнулась, подняла руку, коснулась его опухших от поцелуев губ.
— Я же говорил, что колени у тебя ужасно счастливые. Теперь-то ты мне веришь? — Он провел ладонью по ее животу, груди. Эта ласка была самой что ни на есть бесстыдной взяткой, и она приняла ее.
