– Николас! – прошептала она. – Ты так прекрасно сложен, что даже не верится, что это – человеческое тело, а не скульптура!
Линдхерст застонал и заключил ее в объятия.
– Но я же действительно состою из обыкновенной человеческой плоти! – воскликнул он. – Она начинает трепетать при твоем прикосновении, и ее охватывает непреодолимое желание обладать тобой!
– Так обладай же! – задыхаясь, выговорила Софи.
Николас схватил девушку в охапку и некоторое время стоял в нерешительности, не зная, куда бы положить драгоценную ношу. Взгляд его упал на рабочий стол. Он шагнул к нему и бережно опустил ее на уже лежавшую там рубашку.
Отступив на полшага от стола, Николас долго смотрел на лежавшую перед ним Софи, не в силах оторвать от нее восхищенного взгляда. Потом положил ладони на грудь девушки и крепко сжал эти прекрасные полушария. В ответ раздался громкий, страстный стон. Николас наклонился над Софи и стал осторожно ласкать пальцами ее соски. Тело ее выгнулось в страстном порыве, соски сразу затвердели, а дыхание стало шумным и прерывистым. Николас лег рядом с Софи, снова склонился над ней и провел по соскам кончиком языка. Потом слегка сжал их зубами. Софи снова застонала, порывисто схватила его руку и зажала ладонь между своих ног. И тут же раздвинула их…
Николас привстал, сбросил с себя оставшуюся одежду.
– О, подожди! – прошептала Софи. – Я хочу сначала еще раз посмотреть на тебя!
Она с восхищением изучала его твердую, возбужденную мужскую плоть.
– Разреши мне прикоснуться…
Николас утвердительно кивнул. Софи осторожно заключила его естество в ладонь и сжала. Николас издал звук, похожий на сдавленное рыдание. Подумав, что причинила ему боль, Софи отдернула руку.
– Извини, тебе больно?
– Нет. Наоборот, твое прикосновение – величайшее наслаждение!
– Но ты вздрогнул, застонал, и это было похоже на судорогу.
– Ты вела себя точно так же, когда я касался интимных мест. Ведь нам обоим это доставляет наслаждение. Разве нет?
– Ты прав! Но ведь мы еще не испытали главного!
– Сейчас испытаем.
Николас страстно поцеловал Софи в губы и вновь просунул ладонь между ее ног. Со стоном, похожим на рычание, она выгнулась всем телом ему навстречу. Николас сделал резкое конвульсивное движение. Софи вскрикнула, и Николас почувствовал, что проникает в ее плоть…
Глаза Софи стали почти круглыми, в них отражались изумление, страх и боль.
– Что ты делаешь?! – прошептала она.
– Проникаю в тебя. Или ты не чувствуешь?
– Что?! – переспросила Софи.
– Объясняю еще раз: я проникаю в тебя. Не может быть, чтобы ты не знала о подобных отношениях между мужчиной и женщиной.
Софи утвердительно кивнула. Но, вспомнив размеры естества Николаса, которое столь внимательно изучала полминуты назад, с тревогой в голосе спросила:
– Но ведь ты такой большой! Соответствуем ли мы друг другу? Я только что почувствовала острую боль!
– А сейчас?
– Сейчас уже нет. Скорее наоборот. Мне кажется, что я возношусь на небо…
– Значит, все у нас в порядке!
– Ты уверен?
– Вполне!
Софи облегченно вздохнула и нежно посмотрела в глаза Николасу. Оба дружно и радостно засмеялись…
Когда на следующее утро Софи спустилась в кухню, она не чувствовала себя усталой, хотя они с Николасом до самого рассвета занимались любовью, шутили, смеялись, болтали обо всем, снова и снова принадлежали друг другу. Напротив, еще никогда в жизни ей не было так хорошо. Лицо Софи сияло безбрежным счастьем: Николас любит ее! И сомневаться в этом уже невозможно…
Нет, он не произносил высоких слов и красивых фраз. Но Софи все поняла. Его полусумасшедшие глаза, беспредельная нежность, сменявшаяся необузданной страстью, – все это говорило само за себя. Николас не мог бы вести себя так, если бы не любил. И, пожалуй, единственное, что он обещал ей, – так это быть верным всю жизнь. Софи верила ему, потому что Николас Сомервилл – самый честный и благородный мужчина в мире!
Улыбнувшись всем находившимся на кухне, она подскочила к столику и взяла поднос с завтраком для маркизы. А у самой двери вдруг услышала слова Кук:
– Подноса для лорда Линдхерста сегодня не будет.
Софи обернулась и с удивлением посмотрела на повариху.
– Почему?
– Он только что уехал в Лондон.
– В Лондон? – переспросила Софи, и глаза у нее полезли на лоб.
– Да, в Лондон. Его сиятельство буквально на заре сбежал по лестнице вниз и велел срочно оседлать лошадь. Сказал, что едет в Лондон, вскочил в седло и, не проронив больше ни слова, ускакал, – Кук сделала паузу и добавила: – Все это выглядело так, будто он хотел убежать от чего-то. Или от кого-то…
– Опять у вас опущены плечи! Сколько можно об этом говорить! Спина должна быть прямой, а осанка – благородной!
Софи тут же выпрямилась и постаралась привнести в свою осанку максимум благородства. Маркиза, сидевшая за мольбертом и делавшая наброски портрета своей новой горничной во весь рост, одобрительно кивнула и снова взялась за карандаш.
Миссис Бересфорд в свободное время любила рисовать, а поскольку такового времени у нее было предостаточно, то рисунков, сделанных за многие годы, уже хватило бы на хорошую картинную галерею. В последние две недели, едва оправившись от болезни, маркиза упорно уговаривала Софи ей позировать. Та долго отнекивалась под разными предлогами, но хозяйка все же настояла на своем.
Сегодня работа над портретом происходила в саду перед домом.
– Чуть приподнимите голову! – командовала маркиза. – Вот так! А теперь поверните ее немного влево. Надо, чтобы на портрете получился ваш удивительный профиль. Так. Прекрасно!
Софи беспрекословно выполняла все приказы хозяйки, одновременно продолжая думать только об одном: о странном исчезновении Николаса. Прошло уже почти две недели с момента его отъезда в Лондон, и с тех пор Линдхерст как в воду канул. Никто в доме не знал, где он, что делает и когда намерен вернуться.
Она перебирала все возможные варианты и упорно возвращалась к одному, достаточно реальному, но в который никак не могла поверить: вполне вероятно, что после их ночи в оранжерее Николас пожалел о происшедшем и решил уехать, дабы избежать возможных претензий с ее стороны. Правда, такое вроде бы логичное объяснение никак не сочеталось с образом самого лорда. Во всяком случае, с тем образом Линдхерста, который она себе представляла.
А что, если этот образ существовал лишь в воображении Софи, а в реальной жизни Николас вовсе не такой? Отнюдь не кристально честный, не добрый и не благородный джентльмен, как она о нем думала?
