Фиона вскинула голову. Даже если речь идет о ее жизни, она не убежит, чтобы не обречь Дага на ту страшную пытку, которую ей пришлось терпеть последние несколько месяцев.
– Ладно, пошли. – Она взяла подругу за руку.
Взглянув на нее, Бреака мрачно произнесла:
– Я никогда не представляла себе, какой ужас этот набег – ведь его жертвами становятся ни в чем не повинные женщины и дети!
– Все могло кончиться куда хуже. Не погиб никто, кроме ярла, да и тот, я думаю, может гордиться тем, что отдал жизнь, защищая свой родной дом, а не умер тихо в своей постели.
Норманны почитают смерть в бою высочайшей доблестью. Сделанное ярлом для спасения женщин, детей и принадлежащих роду сокровищ можно считать настоящим подвигом.
– Теперь я думаю о том, что Рориг, Сигурд и все остальные сделают с поселением Агирссонов, – сказала Бреака. – Я была… такой глупой. Переживала только о себе, о том, добудет ли Рориг достаточно серебра, чтобы мы могли пожениться, и совершенно не представляла, что другим это может принести страдания.
Бреака зарыдала, и Фиона прижала ее к своей груди. Слова подруги заставили и ее испытать чувство вины. Разве она не столь же эгоистично думала только о своих собственных интересах, забывая о цене, которую должны были платить за это окружающие?
Она ввела Бреаку в сарай и помогла ей улечься. Маленькое помещение было переполнено спасшимися при пожаре. Обнаружив, что ее место занято, Фиона примостилась на одном матраце вместе с Бреакой и попыталась заснуть.
Однако, хотя она чувствовала себя очень усталой, сон не приходил; перед ее глазами все еще мелькали картины пожара. Что, если бы этого ядовитого дыма надышался не ярл, а Дат, подумала Фиона. Как бы она смогла жить, если бы Дага больше не было? Острая боль пронзила ее.
Неожиданно пришедшая ей в голову мысль заставила сильнее забиться ее сердце. Ну конечно же, Сигурд известит Дага о смерти старого ярла. Будучи одним из его ближайших родственников, Даг обязательно вернется, чтобы присутствовать на похоронах Кнорри. Надежда влила новые силы в усталое – тело Фионы. Снова оказаться в его объятиях, услышать под своей щекой ровное биение его отважного сердца, вдохнуть завораживающий аромат его кожи – при одной только мысли об этом у нее перехватило дыхание и на глаза навернулись слезы. «Святая Бригитта, дай мне прожить еще немного, только чтобы сказать ему, как я его люблю!»
На рассвете заметно подморозило. Несмотря на то, что рабы в бараке сбились в кучу, чтобы подольше сохранить тепло, холод, проникший сквозь щели в стенах, заставил всех подняться раньше обычного. Сев на подстилке, Фиона огляделась. Те, кто был в сарае, понемногу одевались, готовясь приступить к порученным им делам. Все были напуганы случившимся и прикидывали, чем это несчастье может обернуться для них в будущем.
Фиона постаралась отрешиться от своих страхов и сосредоточиться на своей единственной зыбкой надежде. Скорее бы снова увидеть Дага, поговорить с ним…
Стон Бреаки вернул ее к суровой действительности.
– Ох, Фиона, дай мне какую-нибудь посудину… Меня снова мутит…
Бросившись к очагу, чтобы разыскать там что-нибудь подходящее, Фиона едва не споткнулась о чью-то постель, а когда вернулась к Бреаке, было уже поздно: девушка, согнувшись, извергала прямо на грязный пол содержимое своего желудка.
– Ох, – простонала она, выпрямляясь. – Теперь уж нет листьев ивы, чтобы сделать отвар для меня. Все припасы Мины погибли в огне.
Вспомнив, сколько всего еще пропало, Бреака снова расплакалась.
И тут Фиона решила, что наступило время для других слов.
– Послушай, Бреака, сейчас не время плакать. Да и ребенку это может повредить… – Девушка посмотрела на еще остававшихся в сарае рабов.
– Да, наступили суровые времена, – сказала она. – Но никто не погиб, кроме ярла, а он бы и так недолго протянул. Чтобы заново отстроить дом, потребуется много труда, но зато все съестные припасы сохранились. Этой зимой мы не будем голодать.
– Хорошо сказано, ирландка.
Фиона повернулась и увидела стоявшего в дверном проеме Сорли. Лицо его было, как всегда, угрюмо, но Фионе показалось, что она заметила одобрение в его взгляде.
Войдя в сарай, старый викинг заговорил отрывисто и резко:
– Дел очень много. Во-первых, надо готовить еду для родных ярла, и еще госпожа Мина хочет, чтобы мужчины поискали среди руин то, что еще можно спасти.
Выслушав слова Сорли, рабы разошлись – женщины отправились за продуктами, а мужчины – рыться в развалинах.
– Я могу заняться едой для Мины и детей, – вызвалась Фиона.
Сорли отрицательно покачал головой.
– Пока обвинения Бродира не сняты, ты не должна приближаться к семье нового ярла.
Ярл. Так теперь будет называться Сигурд. Когда Фиона осознала это, ее приподнятое настроение тут же улетучилось. Когда Даг вернется, позволит ли ей Сигурд хотя бы повидаться с ним?
– Вы нашли какие-нибудь следы нападавших? – спросила она.
– Как посмотреть, – буркнул Сорли. – Поджог был явно делом рук человеческих, а не колдовством – иначе откуда взялся пустой бочонок из-под рыбьего жира около одной из торфяных стен? Мне представляется, что кто-то сперва облил дом снаружи этим жиром, а потом поджег.
– И теперь все убедились, что Бродир просто сумасшедший?
Сорли угрюмо покачал головой.
– Я говорю тебе то, что я думаю, но я не стану спорить с Сигурдом, если он рассудит иначе. Твою судьбу будет решать ярл, не забывай об этом.
Фиона поежилась. Что, если Даг не успеет вовремя?
– Когда возвращается Сигурд? – спросила она.
– Я послал человека в поселение Отара найти нашего ярла. Если Сигурд со своими воинами не гоняется за братьями Агирссон, они должны получить известие еще сегодня. Тогда, вероятнее всего, ярл вернется завтра к вечеру.
– А Даг? – Фиона затаила дыхание. – Вы не известили его – ведь Кнорри приходился ему дядей… Он тоже должен узнать о смерти своего родственника.
– Ты надеешься, что брат ярла придет и замолвит за тебя словечко? – Сорли грустно покачал головой. – То, что Даг любит тебя, не ослабит ярость Сигурда, а только еще больше разожжет ее.
– Но что же мне делать? – Фиона всхлипнула. – Как я могу доказать свою невиновность?
– Если ты предстанешь перед ним исполнительной рабыней, это может расположить Сигурда в твою пользу. Ты должна проявить рвение. Готовь пищу для рабов, как и прежде, и еще начни ткать что-нибудь, ведь кроме того, что на нас, в Энгваккирстеде не осталось никакой одежды.
– Но есть ли хоть один ткацкий станок?
– Я уверен, у какой-нибудь из жен издольщиков обязательно найдется. А ты это и правда умеешь?
