— Благодарю вас, я не хочу. В Манчестер-Хаусе я ела и пила больше, чем следует. Мужчины все время спрашивают, что бы я хотела поесть и что мне принести. Мне неудобно было отказываться.
— Ты очень и очень добрая, дорогая моя, — улыбнулась Мария, положив свой веер на небольшой столик. — И я уверена, что это одна из причин, почему Синджин влюблен в тебя.
— Вы, действительно, так думаете?
Челси даже придвинулась поближе, будто слова вдовствующей герцогини Сет можно было не только слышать, но и ощущать, особенно те из них, которые обнадеживали.
«Он, может быть, еще и не знает об этом, но я уверена, что это так».
Челси села напротив Марии Сейнт Джон в такое же кресло, покрытое гобеленом, и обхватила колени руками; белая тафта пеньюара слегка шуршала. Немного наклонившись вперед, Челси произнесла:
— Сегодня вечером.., впервые.., мне кажется возможным.., я могу надеяться. Скажите, может быть, я просто глупа. Ведь вы знаете его гораздо лучше, чем я.
— Мой бедный мальчик отчаянно борется со своими чувствами вот уже две недели.., а может, и больше, но мне это стало заметным, когда ты приехала. Я думаю, твое равнодушие… — герцогиня понимающе улыбнулась, — заставило его разобраться в своих эмоциональных порывах. Я подозреваю, это для Синджина нечто совершенно новое и «неудобное».
Мария подвинула веер, лежащий перед ней на столике, обдумывая слова и как бы не решаясь продолжать, но все же спокойно заговорила снова:
— Ты, конечно, об этом не знаешь, но.., малыш Бо очень сильно изменил жизнь моего сына. И хотя Синджин никогда не претендовал на роль святого — ни до, ни после рождения Бо, — все же это оказало влияние на его чувства и мысли, в особенности что касается женитьбы.
— Все же я боюсь, ведь обстоятельства нашего брака возмутили бы добрейших из душ. Откровенно говоря, я бы предпочла вообще не быть замужней женщиной. И до недавней поры мы оба были согласны с тем, что наш брак невозможен. До случая в Хаттоне.
Голос Челси неожиданно изменился.
— В Хаттоне я потеряла нашего ребенка, — произнесла она шепотом, слова застревали в горле. — Не знаю, сказал ли вам Синджин… Но эта поездка в Лондон — его попытка как-то отвлечь меня от случившегося несчастья.
Мария наклонилась и мягко похлопала Челси по руке. В глазах у герцогини, как в зеркале, отражалась симпатия и сочувствие.
— Прости, я не знала… Синджин редко откровенничает о своей жизни.
— Просто ужасно. Если бы было на свете что-то, что могло бы заменить нам ребенка…
Мария слегка качнула рукой. «Так вот почему Синджин не спит в своих комнатах», — вдруг осознала она, и естественный ход мыслей привел на память Катарину. Синджина заставили жениться, теперь же, когда причина насильственного брака исчезла, он убежден, что вновь обрел свободу. Необходимо как можно тактичнее объяснить Челси, которая искренне любит его, причины, обуславливающие его поведение.
— Тебе следует кое о чем знать, — тихо начала Мария, — чтобы лучше понять замкнутость Синджина.
И тогда в какой мере мы еще не полностью осознаем, но он заинтересован в тебе. И, принимая во внимание довольно драматическую ситуацию сегодняшнего вечера, возможно, он сам пришел к пониманию этого.
С чего же мне начать…
Ее миниатюрные руки, украшенные множеством колец, на мгновение вспорхнули над прозрачной муслиновой юбкой. О Катарине знала лишь она, Синджин и его отец, причем Синджин всегда тщательно хранил эту тайну. Но его молодая жена также должна узнать ее, хотя бы по той причине, что это облегчит ее страдания и уменьшит сердечную боль.
— Синджин перестал помышлять о женитьбе после Катарины.
Мария Сейнт Джон произнесла эти слова тоном заявления, как будто высказанные один раз напрямую, они отрезали ей путь к отступлению.
— И если ты поймешь, что приключилось с моим сыном многие годы назад, — торопливо продолжала она, — это сможет объяснить тебе его теперешнее упорное сопротивление и, возможно, хотя бы малую часть той борьбы, которая происходит в его душе.
— Катарина была матерью Бо?
Мария кивнула.
— Синджину было без малого восемнадцать, она — на год младше, когда забеременела. Синджин был без ума от любви и хотел немедленно жениться, но его отец воспротивился — ведь Катарина Кэннинг была всего лишь дочерью почтенных людей, но не более того. Но Уильям желал более «достойного» помещения капитала и наследства. И он прогнал Катарину. Ее набожные родители, возмущенные до предела таким позором для фамилии и получившие весьма неплохую денежную сумму в качестве компенсации, пошли на поводу у Уильяма. Синджин, будучи еще несовершеннолетним, был бессилен против воли отца, а когда он попытался сбежать и отыскать Катарину, Уильям посадил его под замок в Кингсвее и держал его там до тех пор, пока не пристроил на военный корабль, направляющийся в колонии, где его и заставили вступить в полк под командованием лорда Бергли. И если Синджин без высочайшего разрешения попытался бы покинуть полк в военное время, он оказался бы перед лицом суда.
У Синджина не было выбора, и Бергли никогда бы не отпустил его без особых указаний на то от Уильяма.
На секунду Мария опустила глаза. Даже по прошествии многих лет эти воспоминания ранили ее. И когда она снова взглянула на Челси, ее глаза, так похожие на глаза Синджина, печально потемнели. — Катарина покончила жизнь самоубийством вскоре после рождения Бо. Она приняла слишком большую дозу ландаума.
Уильям в записке Синджину, который был в Америке, сообщил, что ребенок также скончался. И я до сих пор чувствую свою вину — ведь трусости, малодушию нет прощения.
В комнате слегка подрагивало пламя свечей.
Мария тяжело вздохнула, комкая кружевной платок. И потом мягко добавила, глядя на Челси:
— Возможно, ты слышала обо мне и моей сестре, о сестрах Боурк из Уотерфорда. Наша семья носит благородную фамилию, но мы нуждались в деньгах.
Когда меня и Элизабет привезли в Лондон, мы прекрасно понимали, что должны выйти замуж по расчету за титулованных особ. Я не пытаюсь оправдываться, просто объясняю, что ожидали от семнадцатилетней девочки, чье единственное богатство было — ее красота. Я завидую тебе: твоей независимости, что ты можешь участвовать в скачках, можешь вести себя на равных с Синджином. У меня никогда не хватало мужества и воли воспрепятствовать Уильяму. Ведь он, в свою очередь, был по-своему щедр к моей семье.
У меня были две младшие сестры и брат, которым требовались деньги, чтобы чего-то достичь в жизни.
И для присмотра за престарелыми родителями тоже требовались деньги. И Уильям всегда следил за тем, чтобы о моих родственниках заботились и помогали им. Но он был непомерным гордецом и равнодушным истуканом, которому нужна «симпатичная куколка» в качестве жены, но не друг. Мы вели каждый свою жизнь. И если бы не смертельная опасность, которой я подвергалась при родах, Уильям не позволил бы мне прибавить имя Боурк к именам обоих моих сыновей. — Мария, казалось, ушла в себя в этот момент, вспоминая события многолетней давности. И, вернувшись в настоящее, она выпрямилась в кресле и опять слегка вздохнула. — Прости мне это отступление от темы разговора, но, может быть, ты лучше поймешь Синджина и некоторые его поступки. На чем я остановилась?
