Она оказалась осторожной и умной деловой женщиной, и директора это, похоже, вполне устраивало. От него теперь требовалась только подпись, каждая бумажка ложилась ему на стол в ожидании благословения.
Сегодня, в порядке исключения, Иоганн Мельцер сидел в кабинете Пауля за письменным столом, положив перед собой несколько папок и книг.
– Ты снова не пришел на обед, папа, – укоризненно произнесла она. – Чем ты питаешься? Воздухом и цифрами?
Он закрыл книгу и снял очки. Сколько морщин появилось у него на лице. Казалось, его до сих пор такое крепкое тело как-то скукожилось, и даже пиджак вдруг стал смотреться на нем мешковато.
– Зачем тебе понадобились эти книги, Мари? Это все твоя навязчивая идея проникнуть в искусство двойной бухгалтерии?
Вообще-то, он мог бы гордиться тем, что его невестка занимается таким скучным делом, как бухгалтерия. Как ни странно, он часто хвалил ее перед знакомыми, называя «толковой деловой женщиной». Однако когда речь заходила о том, чтобы объяснить ей что-нибудь, он начинал упираться.
– Я попросила господина Брукмана дать мне кое-какие бухгалтерские книги.
Иоганн Мельцер смеялся недолго и отрывисто, затем откашлялся. Ну да, старик Брукман был как раз тем человеком, которого мог пойти у Мари на поводу.
– И? Он рассказал тебе о своей работе? О дебите и кредите? Он такой аккуратист, и почерк у него такой бисерный. А какие у него тоненькие пальчики. Как у монаха, что копирует Библию.
Старый бухгалтер действительно много чего объяснил ей. Однако он любил вдавался в мельчайшие подробности, отчего у Мари сложилось впечатление, что она не все поняла. Вот почему она взяла у него эти бухгалтерские книги.
– Да, он трудолюбив и предан своему делу.
Их взгляды одновременно устремились на бокал, стоявший справа от стопки книг на ее столе. Он был наполовину пуст и явно не принадлежал Мари. Откашлявшись, Мельцер почти вызывающим жестом взял его в руки и допил содержимое.
– Ты, наверное, ждешь, чтобы я освободил для тебя стул, да? – сказал он не без иронии.
– Да нет, сиди, папа. Я хотела кое-что обсудить с тобой.
Сняв шляпу и жакет, она устроилась в кожаном кресле. Мари чуть было не положила ногу на ногу и покачала одной ногой, но сдержалась, потому что знала, что он терпеть этого не мог.
– Ты хочешь спросить про свои рисунки? Если ты хочешь знать мое мнение, то я его выскажу: мне не нравится, когда женщины одеваются, как мужчины.
Она разработала модели костюмов и пальто, которые легко было сшить из бумажных тканей: их отличали прямые формы, гладкие и невычурные. И все же, как Мари полагала, они были не лишены элегантности и подходили женщинам.
– Нет, я хочу спросить тебя не об этом, папа. Я хотела бы поговорить с тобой о заработной плате.
Он сделал такое лицо, как будто она говорила по-русски. Мари поняла, что будет нелегко.
– Тебе не нужно ломать над этим голову. С момента появления фабрики я всегда порядочно платил своим рабочим.
Она придерживалась другого мнения. Однако сейчас было не время вести разговор о прошлом, поскольку можно было быстро скатиться к таким вещам, которые тут же свели бы разговор на нет.
– Если сравнить с машиностроительной или бумажной фабрикой, то это верно, – осторожно начала она. – Тем не менее я считаю, что рабочие там получают зарплату, с которой можно с голоду умереть. – Она испытующе посмотрела на Мельцера – он сидел неподвижно, держа за дужку свои очки и насмешливо сдвинув брови. Казалось, он чего-то выжидал. – Ты наверняка читал о беспорядках и забастовках, – продолжила она. – Я считаю, что именно нужда заставляет большинство рабочих выходить на улицы.
– В самом деле? – насмешливо вставил он. – Посмотрите-ка. Моя невестка произносит коммунистические речи. Может быть, ты и на собрания их ходишь? Или, взметнув кулак, побраталась со спартаковцами? Там в России – боже упаси – они свергли царя и провозгласили республику Советов. Республику, где у власти чернь! Да это же конец любой культуры. Они оскверняли церкви, убивали людей. А бабы там превращаются просто в гиен.
– А почему? – разволновавшись, воскликнула она. – Ну конечно же не потому, что людям было слишком хорошо. Из-за голода и нужды происходят такие перевороты. А ты видел, как выглядят бедные кварталы у нас в городе?
Теперь Мельцер покраснел, как рак, и она испугалась, что заставила его слишком сильно волноваться. Рассвирепев, он ударил кулаком по столу и заявил, что если бы его рабочие действительно нуждались, то он был бы последним, кто отказал бы им в надбавке к заработной плате. Он финансировал рабочий поселок. Детский сад. Да он заботился о своих работниках, как о своей семье.
– Тогда тебе следует повысить им зарплату до того, как им придет в голову потребовать эти деньги с помощью забастовки. Цены на продукты питания постоянно растут.
– Чепуха. Цены устанавливаются государством.
Мари пришлось сделать глубокий вдох, чтобы совладать со своим гневом. Неужели он действительно не знал, что большая часть продуктов продается «под прилавком», из-под полы? Нет, он не мог быть таким наивным.
– Насколько я могу судить по бухгалтерским книгам, мы вполне в состоянии повысить заработную плату рабочим и служащим.
– Ах, вот как! – усмехнулся он. – Вот почему ты так погружаешься в бухгалтерию! Моя дорогая девочка, твои романтические представления о счастливых рабочих, получающих высокую заработную плату, далеки от реальности. Если у них будет больше денег, это не значит, что они будут более довольны. Это только породит новые желания, бесконечную спираль. В конце концов они захотят прибрать к рукам все – всю фабрику, виллу, все наше состояние!
Боже, каким же он был твердолобым. Ах, если бы сейчас рядом с ней был Пауль! Он бы точно разделил ее точку зрения. Однако Пауль был далеко, и она должна была справиться со всем одна.
– Что происходит с прибылью, которая остается в конце месяца? – не отступала она.
– Нам нужен денежный резерв, – проворчал он. – Никто не знает, что нас ждет в будущем.
– Чтобы фабрика выжила, требуются предприимчивость, деловая хватка и трудолюбивые работники. Те, кто готов ради нас пройти сквозь огонь и воду!
– Вот именно, – злобно ответил он. – И именно поэтому мы не должны баловать наших людей. В противном случае они вполне могут потребовать больше, чем мы в состоянии заплатить.
Она так ничего и не добилась. Охваченная яростью, Мари встала, сгребла книги и понесла их в приемную, чтобы Хофманн передала их господину Брукману в бухгалтерию. Испуганное выражение лица Хофманн еще больше разозлило ее – ну конечно, обе секретарши подслушивали у двери и теперь знали о ее поражении.
Когда она собиралась вернуться в бюро Пауля, навстречу ей вышел Иоганн Мельцер с рассеянной ухмылкой на лице. Он что, подшучивал над ней?
– Теперь, когда ты, вероятно, захочешь продиктовать письма, я оставлю тебя, – сказал он. – Людерс, папку с документами на подпись уже приносили?
– Нет, господин директор! – воскликнула секретарша слишком рьяно. – Я пока только собиралась написать письма, которые ваша невестка… Но, конечно, я могу и сейчас…
Он шел к двери своего бюро странно короткими шагами. Мари бросилось в глаза то, как он неестественно держался, вероятно, что-то пряча у груди слева. Ах, ясно – во внутренний карман он засунул бутылку.
– Это не срочно, – сказал он. – Время есть.
29
Элизабет обзывала себя дурой, но каждый раз, когда она оказывалась здесь, на этой дороге, ее сердце учащенно билось и успокоить его было невозможно. Вот она прошла мимо церкви Святого Иакова, потом повернула налево, дважды свернув за угол, – и вот она снова тут. Неподалеку от старой «Фуггерай» находился детский приют «Семь мучениц», побеленное известкой массивное здание с высокими узкими окнами. В таком же приюте жила Мари. С тех пор, как Элизабет стала частенько заглядывать сюда, она поняла, что у Мари было безрадостное детство.
