Мальчик пожал плечами и пробурчал:
— С какой матерью? С той, которая притворялась, что она моя мать, в то время как все вы мне лгали? Или с той, которая меня родила?
Хью хотел что-то сказать, но Аннабел, тронув его за руку, ответила:
— Мы обе ужасно испугались. Прямо сходили с ума от страха. Мне представлялось, что ты лежишь в какой-нибудь канаве, избитый и окровавленный. Лежишь… и умираешь… — Аннабел умолкла и всхлипнула.
И тут Джорди, наконец-то посмотрев на нее, пробормотал:
— Я знаю, что виноват. Мне не следовало сбегать.
Аннабел протянула к нему руку, но мальчик тут же отдернул свою. Тихонько вздохнув, она сказала:
— Джорди, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. И я знаю, что мне давно уже следовал о сказать тебе правду. Но я боялась, что ты… — Она судорожно сглотнула. — Боялась, что ты возненавидишь меня. Что никогда не простишь мне лжи. А я так люблю тебя, что не смогла бы этого вынести.
Подбородок Джорди задрожал, и он снова уставился в тарелку.
— Вы все стыдитесь меня. Я слышал, как ты сказала от… своему брату, что если выйдешь замуж за лорда Джаррета и увезешь меня в Лондон, то поставишь всех в неловкое положение.
Аннабел смутно припоминала, что говорила нечто подобное. Только Джорди все неправильно истолковал.
— Прости, милый, но я вкладывала в свои слова совсем не такой смысл, — проговорила Аннабел с дрожью в голосе. — Ты неправильно меня понял. Я хотела сказать, что могла бы поставить Сисси и Хью в неловкое положение, если бы заявила, что ты — мой сын. А тебя никто из нас не стыдится, поверь. Стыдно должно быть мне.
Явно озадаченный словами Аннабел, Джорди поднял на нее глаза..
— Как так?..
— Видишь ли, Джорди, в таких случаях люди обвиняют не внебрачного ребенка, а его мать. Ее считают… порочной. И ее родных считают порочными — из-за того, что покрывали ее… нескромность. Я бы не слишком переживала, если бы меня считали шлюхой, но мне очень не хотелось бы, чтобы при этом пострадало доброе имя Хью и Сисси. Я считала, что не имею права поступать так с ними. — Аннабел взяла брата за руку. — Хью уверяет меня, что их не волнует мнение людей, но я-то беспокоилась не только за них, но и за тебя. И еще… — Она понизила голос почти до шепота. — Я очень боялась, что ты отвернешься от меня, возненавидишь меня… Потому и скрывала от тебя правду так долго.
— Но я вовсе не… у меня нет к тебе ненависти, — пролепетал Джорди. — Как я могу тебя ненавидеть?
Аннабел с облегчением вздохнула и тут же тихонько всхлипнула. А Хью, откашлявшись, проговорил:
— Одного я только не понимаю, мой мальчик… Зачем ты сюда приехал? Чего хотел добиться от лорда Джаррета?
Мальчик молчал, а Джаррет покосившись на Аннабел, проговорил:
— Он полагает, что я должен жениться на тебе и увезти в Лондон. Тогда, по его мнению, все останется как прежде. Юный Джордж, как мне кажется, чрезвычайно расстроен тем, что у него нет теперь ни отца, ни сестер, ни брата, ни дедушки с бабушкой.
Сердце Аннабел болезненно сжалось. Ей не приходило в голову, что мальчик может почувствовать себя сиротой. И все же было очень больно сознавать, что он скорее предпочел бы избавиться от нее, чем потерять всех остальных. Именно этого она и боялась.
— В моем сердце ты навсегда останешься моим сыном, Джордж, — с чувством произнес Хью. — И я абсолютно уверен в том, что Сисси чувствует то же самое.
— Если хочешь, Джордж — снова заговорила Аннабел, с трудом сдерживая слезы — мы оставим все по-старому. Ты можешь называть меня «тетя Аннабел», а Хью и Сисси останутся твоими родителями. И все будет так, как было всегда.
— Нет. — Джорди решительно покачал головой. — Из этого все равно ничего не получилось бы. Лорд Джаррет сказал, что река никогда не потечет вспять. И он прав. Я не могу вернуться в прошлое. Никто этого не может. Нужно идти вперед. — Он посмотрел на Джаррета и произнес: — Вы будете ее спрашивать?
Немного озадаченная вопросом сына, Аннабел тоже посмотрела на Джаррета. О чем же он мог ее спрашивать?
— Да, конечно, буду, — кивнул Джаррет с улыбкой. — Только я не готов делать это при свидетелях, парень. — Он взглянул на Хью. — Мистер Лейк, накануне моего отъезда из Бертона между нами произошел разговор, и я сказал, что не знаю, чего хочу. Так вот, теперь я точно, это знаю. Если бы вы с Джорджем на минутку вышли, я мог бы поговорить с Аннабел наедине и…
— Да-да, конечно, — тотчас закивал Хью и поднялся на ноги.
Когда Джорди, обходя стол, приблизился к Аннабел, она, не удержавшись, вскочила со стула и обняла сына, крепко прижав к себе.
Мальчик замер на несколько мгновений. Потом обнял мать и прижался к ее плечу.
— Все будет хорошо, мама, — прошептал он. — Правда, все будет хорошо.
Мама. По щекам покатились слезы. Наконец-то Джорди признал ее, назвал мамой. И ничего прекраснее этого слова она никогда еще не слышала.
Аннабел провожала сына взглядом, пока он не скрылся за дверью. Потом, не удержавшись, снова всхлипнула. Внезапно она почувствовала, как Джаррет вложил ей что-то в руку. Оказалось — носовой платок.
— Ты права, — сказал он. — Ты действительно очень много плачешь.
Она утерла слезы и взглянула на Джаррета. Теперь-то она уже знала, о чем пойдем речь.
— Джаррет, ты испытываешь ко мне жалость и наверное, чувствуешь себя обязанным…
— Присядь, дорогая, — перебил он, выдвигая для нее стул. — Мне нужно рассказать тебе одну историю.
Она посмотрела на него с удивлением, но все же, села. Поставив рядом еще один стул, Джаррет гоже уселся. Немного помолчав, он заговорил:
— Так вот, жил-был один мальчик, который больше всего на свете любил ходить на пивоварню дедушки и бабушки. Ему нравился аромат хмеля и золотистый цвет обжаренного ячменя. Он мог бы там дневать и ночевать, если бы дедушка с бабушкой позволили.
Джаррет взял руки Аннабел.
— Но случилось так, что родители мальчика погибли при трагических обстоятельствах, и его бабушка, к тому времени уже овдовевшая, внезапно оказалась с пятью детьми на руках, что явно не входило в ее планы, потому что нужно было управлять пивоварней. Она делала для детей все, что могла, но пивоварня стояла для нее на первом месте, поскольку без нее семья не могла бы существовать. Старший мальчик — наследник титула поместья уже учился в школе, у старшей девочки была гувернантка, а двоих младших детей еще воспитывала няня. Но со вторым сыном возникли трудности.
Аннабел затаила дыхание, она поняла, к чему он это рассказывал.
Джаррет же, устремив взгляд в окно, продолжал:
— Этот мальчик привык каждый день бывать на пивоварне, но бабушка в какой-то момент решила: будет лучше, если отправить его в школу, где уже учился его старший брат. Она сказала мальчику, что он должен стать адвокатом, священнослужителем или военным, что соответствовало бы его общественному положению. И как он ни умолял оставить его на пивоварне, она не вняла его мольбам.
