— Да. Мне нужно обсудить дело мисс Престон. — Заметив настороженный взгляд Джеймса, Уилл поправился: — Мисс Антигоны Престон.
— Ах, да. — Граф откинулся на спинку кресла. — Спасибо, Дженсен. Днем вы мне еще понадобитесь, но пока вы свободны.
— Хорошо, милорд. — Секретарь собрал оставшиеся бумаги, поклонился и вышел.
Но в дверях он едва не столкнулся с дворецким.
— К вам мисс Престон, капитан Джеллико.
Слава Богу! Уилл почувствовал, как его легкие наполняются воздухом, как начало спадать напряжение.
— Так. — Отец повернулся к Уиллу: — У тебя было достаточно времени, чтобы принять решение?
— Да. — Он чувствовал, как по его лицу разливается улыбка. Наконец-то все правильно. Все встало на свои места, как и полагается.
— Я хочу сначала поговорить с тобой, пока мы не приложили перо к бумаге. Похоже, будут некоторые сложности с деньгами мисс Кассандры, и, насколько я знаю, трудность с деньгами мисс Антигоны.
— Я возьму ее без единого фартинга.
Если бы месяц назад кто-нибудь сказал ему, что он будет делать и чувствовать в это утро, он бы посоветовал меньше курить опиум. И вот, пожалуйста.
И это чудесно.
Но это ощущение продолжалось недолго. Потому что вместо его Престон в комнату торопливо вошла мисс Кассандра с побелевшим от тревоги лицом.
— Анни пропала.
Животная интуиция, которая оберегала Уилла десять лет морской жизни, мгновенно пробудилась в его груди.
— Провались все к дьяволу! Она пошла откупаться от этого мерзавца.
Лорд Олдридж вошел в комнату без объявления, но его появление не оказалось неожиданным. Антигона слышала, как внизу отворилась дверь, слышала тихий рокот голосов, когда дворецкий сообщал хозяину о незваном и, без сомнения, рассерженном визитере.
Антигона заставила себя сидеть спокойно и бесстрастно ждала в кресле у стены, когда лорд Олдридж осторожно вошел в комнату. Чистилище лондонских бальных залов наконец-то сослужило Антигоне добрую службу. Ей всего лишь понадобилось изобразить скучную мину, приветствуя его.
— Ходили подкупать епископов?
Его милость поднял бровь, но решил не поддаваться на провокацию. Сегодня он выбрал другой, более примирительный путь.
— Я, возможно, был несколько несдержан в своих замечаниях.
Да, его милость сегодня не открывал карты.
— Возможно, — сухо согласилась Антигона. Если Олдридж ждет от нее примирения, он его не получит.
— Я бы не советовал разговаривать со мной таким тоном, моя дорогая, — вскинулся он. — Я не слишком обрадовался, обнаружив сегодня утром, что конюшня пуста, а несколько лакеев скрылись, и, предупреждаю вас, я не в настроении выслушивать истерики. Но, если вы пришли возместить ущерб, я, возможно, буду снисходителен.
Она покачала головой:
— Я не столь оптимистична.
Его лоб сморщился странными белыми складками, но лорд Олдридж прикрыл смущение снисходительностью.
— Антигона, — с упреком начал он своим обычным покровительственным тоном.
— Я здесь не для того, чтобы возместить убыток, — оборвала его Антигона. — Я здесь для того, чтобы покончить с нашей договоренностью. Я скажу это в последний раз. Мы не подходим друг другу. Я освобождаю вас от обязательств относительно меня и финансовых обязательств, которые вы заключили с моей матерью. Все закончено.
С его лица исчезли все следы смущения. Олдридж улыбнулся. От этого маленького холодного выражения удовольствия мороз пробрал Антигону до мозга костей.
— Вы уже должны понимать, что я не могу этого позволить.
Она не попадется на его приманку. Нет. Антигона не стала спорить. Она даже не поднялась с кресла.
— Лорд Олдридж, вы мне не нравитесь. — Она выговаривала слова медленно и тщательно, словно объясняла ребенку основы арифметики. — Вы уже говорили, что и я вам не нравлюсь. Почему вы настаиваете на том, что даст вам столь же мало удовольствия, как и мне?
— Я не буду снова объясняться перед вами. — Его тщательный самоконтроль начал давать трещины.
— Не будете? — Ее тон был раздражающе мягким. — Поскольку ваше поведение необъяснимо. Невыносимо. И, вероятно, преступно.
Последнее утверждение заставило Олдриджа замолчать, но только на миг.
— Слушайте меня и слушайте хорошо, девочка. — Он стукнул костяшками пальцев по столу. — У меня есть долг. Обязательства перед фамильным именем, перед родом. Я не могу, не хочу и не позволю, чтобы мой род пресекся. И, по нашему соглашению, у вас, деточка моя, есть передо мной долг.
Антигона отмахнулась от его разглагольствований об обязательствах и долге.
— Найдите кого-нибудь еще, чтобы продолжить свой род.
— Мое дорогое наивное дитя. Я объяснил ваши обязательства…
— Я не дитя, лорд Олдридж. — Ее тон стал столь же резким и острым, как и у него. — Во всех смыслах. И уже давно. Узнав о ваших извращениях, о том, что вам нравится получать постыдное удовольствие, что вы добиваетесь его от малых детей, от мальчиков, у которых в их несчастной жизни нет другого выбора, кроме как идти к таким, как вы, я навсегда рассталась с теми крохами наивности, которые могли у меня остаться.
У Олдриджа хватило такта отреагировать, он действительно не мог сдержать яркие пятна, расползавшиеся на его белом лице.
— Это ничего не меняет. Брачный контракт подписан. Приданое вашей сестры заплачено. Если вы рискнете нарушить наш союз, то подвергнете ли вы такой опасности вашу сестру? Вы решитесь рискнуть ее счастьем так же, как своим собственным?
— Да, — обдуманно сказала Антигона. — Решусь. — Довольно позволять использовать ее и Касси, словно они пешки в шахматной игре. — Я возьму на себя этот риск.
Перед лицом ее мягкого вызова его гнев начал нарастать.
— Нет. Я вложил слишком много. Говорю вам, я купил вас, как покупал этот фарфор, и теперь намерен забрать вас. Я играл в ваши игры с отсрочкой, теперь им конец. У меня есть специальная лицензия, и я намерен ею воспользоваться.
Антигона отодвинула стул от стены и поднялась.
— Я читала соответствующий закон, милорд. Вы не можете сделать этого без моего согласия.
— Я говорил вам, Антигона, что все, даже епископов, можно купить.
— Тогда я выкуплю у вас себя. Вот. — Она бросила на стол тяжелый мешок. — Пятьсот гиней. Мое приданое.
Он наблюдал, как дрогнули в мешке монеты, с выражением то ли жадности, то ли снисходительного удовольствия.
— Где вы взяли такую сумму? У вас нет ничего, кроме того, что дал вам я. У вас нет ничего, кроме одежды на теле. Я проследил…
— Я продала кобылу.
Олдридж замер, и она наконец ясно увидела живший в нем под непрестанным контролем гнев.
