снял руку с засова и побрел прочь — воплощение уязвленного тщеславия. Он, кажется, вообразил, что, научившись разбирать по складам свое имя, сравнился в совершенствах с Линтоном, и был крайне поражен, что я думаю иначе.
— Постойте, мисс Кэтрин! — перебила я. — Не стану бранить вас, дорогая, но тут мне ваше поведение не нравится. Если бы вы не забывали, что Гэртон вам такой же двоюродный брат, как и мистер Хитклиф, вы почувствовали бы, как неправильно вы отнеслись к нему. Во всяком случае, его желание сравняться с Линтоном надо признать благородным честолюбием; и, вероятно, он начал учиться не только ради того, чтобы похвастаться: я уверена, вы еще раньше заставили его устыдиться своего невежества, и он захотел исправить это и заслужить вашу похвалу. Осмеять его первую, не совсем успешную попытку — разве так вы его воспитаете? Если бы вы росли в его условиях, думаете, вы были бы менее грубой? Он был таким же умным и живым ребенком, как вы; и мне больно, что теперь его презирают из-за того, что этот низкий Хитклиф так несправедливо обошелся с ним!
— Ну-ну, Эллен, уж не собираешься ли ты заплакать? — воскликнула она, удивившись, что я так близко принимаю это к сердцу. — Подожди, ты сейчас узнаешь, затем ли он стал учиться грамоте, чтобы заслужить мою похвалу, и стоило ли быть любезной с этим невежей. Я вошла; Линтон лежал на скамейке и привстал, чтобы со мной поздороваться.
— Я сегодня болен, Кэтрин, милая моя, — сказал он, — так что разговаривай ты, а я буду слушать. Подойди и сядь подле меня. Я был уверен, что ты не нарушишь слова, и я опять возьму с тебя обещание, пока ты не ушла.
Я теперь знала, что не должна его волновать, потому что он болен; говорила мягко, не задавала вопросов и старалась ничем не раздражать его. Я принесла ему несколько моих книг — самых лучших; он попросил меня почитать ему вслух, и я раскрыла было книгу, когда Эрншо распахнул настежь дверь: пораздумав, решил обидеться! Он подошел прямо к нам, схватил Линтона за руку и вытащил его из кресла.
— Ступай в свою комнату! — сказал он еле внятно, — так его душило бешенство; и лицо у него словно вспухло и перекосилось. — И ее забери с собой, раз она пришла только к тебе: вам не удастся выжить меня отсюда. Убирайтесь оба!
Он осыпал нас руганью и, не дав Линтону опомниться, прямо-таки выбросил его в кухню, а когда я пошла за ним, он стиснул кулак — видно, в сильном желании прибить меня. В первое мгновение я испугалась и обронила одну из книг; а он, поддав ногой, швырнул ее мне вслед и захлопнул дверь. Я услышала злобный трескучий смешок около печки и, обернувшись, увидела этого мерзкого Джозефа. Он стоял, потирая свои костлявые руки, и трясся.
— Я так и знал, что он вас выставит! Замечательный парень! У него правильное чутье: он знает… н-да, он знает не хуже меня, кто тут будет хозяином… хе-хе-хе! Вот он и шуганул вас, как надо! Хе-хе-хе!
— Куда нам идти? — спросила я у своего брата, не обращая внимания на издевки старика.
Линтон побелел и весь дрожал. В эту минуту он был совсем не мил, Эллен. Какое там не мил — он был страшен. Его худое большеглазое лицо все перекосилось в дикой и бессильной ярости. Он схватился за ручку двери и рванул ее: дверь оказалась заперта с той стороны.
— Впусти, или я тебя убью! Впусти, или я тебя убью! — не говорил он, а прямо визжал: — Черт! Дьявол!.. Я тебя убью… Убью!
Джозеф опять засмеялся своим квакающим смехом.
— Эге, это уже папаша, — хрипел он, — это папаша! В нас всегда есть понемногу от обоих. Ничего, Гэртон, мальчик мой, не бойся!.. Ему до тебя не добраться!
Я взяла Линтона за руки и попробовала оттащить его; но он завизжал так отчаянно, что я не посмела настаивать. Наконец его крики захлебнулись в страшном кашле: изо рта у него хлынула кровь, и он упал на пол. Одурев от ужаса, я выбежала во двор, стала звать во весь голос Зиллу. Вскоре она услышала меня: она доила коров в сарае за амбаром и, бросив свою работу, поспешила ко мне и спросила, что мне нужно. Я не могла объяснить — перехватило горло, — притащила ее в кухню и оглядываюсь, куда делся Линтон. Эрншо пришел посмотреть, каких он наделал бед, и теперь вел несчастного наверх. Мы с Зиллой пошли вслед за ним по лестнице; но на верхней площадке он остановил меня и сказал, что мне входить нельзя и чтоб я шла домой. Я закричала, что он убил Линтона и что я непременно войду к брату. Тогда Джозеф запер дверь и объявил, что я «ничего такого сделать не посмею», и спросил, уж не такая же ли я сроду сумасшедшая, как и мой братец? Я стояла и плакала, пока ключница не вышла от Линтона. Она сказала, что ему немного лучше, но что шум и крики мешают ему, и чуть ли не силком уволокла меня в столовую.
Эллен, я готова была рвать на себе волосы! Я так плакала и рыдала, что почти ничего не видела; а этот негодяй, которому ты так соболезнуешь, стоял и пялил на меня глаза и то и дело шикал на меня, чтоб я не плакала, и приговаривал, что он ни в чем не виноват. В конце концов, напуганный моими угрозами, что я скажу папе и его посадят в тюрьму и повесят, он сам начал всхлипывать и поспешил выйти, чтобы скрыть свое трусливое волнение. Но я еще не избавилась от него: когда они все-таки принудили меня уйти и я отъехала уже ярдов на сто от ворот, он вдруг выступил из темноты на дорогу и, схватив Минни под уздцы, остановил меня.
— Мисс Кэтрин, я очень огорчен, — заговорил он, — но, право, нехорошо…
Я полоснула его кнутом, подумав, что он, пожалуй, способен убить меня. Он выпустил узду, бросив мне вслед отвратительное ругательство, и я в полуобмороке понеслась домой.
В тот вечер я не зашла к тебе сказать «спокойной ночи» и на следующий день не поехала на Грозовой Перевал, — а мне отчаянно
