— Я страдал. Вы удивлены. Думаете, мне всегда все безразлично? Я ревновал к нему. Да, теперь я вижу, что для этого нет никакой причины. — Перегрин Уиттэйкер замолчал, и тут она увидела Дарси.
— Пойдем, Элизабет.
Она побледнела. Ее возмутил категоричный тон мужа и то, как он решительно предложил ей руку, но она не посмела отказаться, чтобы не унижать его перед Уиттэйкером. Однако ему не следовало бы впредь вести себя с ней подобным образом, и она позаботится об этом. Они быстро шли по дорожке, испепеляющий гнев «пылал» между ними.
— Буду премного благодарна, сэр, если впредь подобного не повторится! Я не прислуга.
— Конечно, нет, мадам. Не прислуга, но жена! И об этом не стоит забывать!
— Как я могу забыть это?! — Элизабет недоверчиво посмотрела на Фицуильяма.
Больше они ничего не сказали друг другу, разошлись в разные стороны и не встречались вплоть до самого обеда.
Элизабет провела остальную часть времени с дамами. Она вышла погулять с Эмилией, подолы их платьев касались еще не просохшей травы, шарфы трепетали на ветру. Они дошли по гравийной дорожке до самого леса, но мокрая земля остановила их; они оглянулись назад на парк. Эмилия увидела их первыми и коснулась руки Элизабет.
Джорджиана шла по аллее с лордом Брэдфордом.
— Мисс Дарси.
Девушка замедлила шаг и остановилась. Он смотрел на ее милое лицо, потупленный взгляд. Боже, как она затмила красавицу Арабеллу в его глазах!
— Мисс Дарси, с тех пор как я узнал вас, только вами полны мои мысли. И мое сердце принадлежит исключительно вам. Я едва смею надеяться, но прошу вас, будьте моей женой!
Джорджиана была даже не в силах ничего сказать в ответ.
— Позвольте мне заботиться о вас, любить вас, оберегать от всяческих горестей.
— Это слишком большая честь для меня, милорд. Я… я не сумею соответствовать тому положению, которое вы предлагаете мне. — Джорджиана говорила так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы услышать ее слова.
— Я простой человек, мисс Дарси. Кое-кто даже утверждает, что я не соответствую своему положению в обществе. Если вы разделите со мной свалившееся на меня бремя, я не попрошу многого. Вы всему легко сумеете научиться.
Джорджиана молча смотрела на него, вспоминая, как во сне утыкалась в его плечо. Все ее чувства говорили ей, что в объятиях этого человека вся ее боль утихнет. Но почему ее душа рвалась к Джозефу, когда она любила того, недосягаемого?! Любила или не любила?
— Я чувствую, что я слишком поспешно заговорил с вами, — отступил лорд Брэдфорд. — Не говорите мне сразу «нет», дорогая мисс Дарси. Предоставьте мне возможность убедить вас, что я сумею сделать вас счастливой.
Джорджиана кивнула.
— Когда я смогу заговорить об этом снова? Скажите же мне. В конце вашего пребывания здесь? Или позже?
— Не знаю. Я в полном замешательстве.
— Вы не гоните меня прочь от себя?
— Нет, что вы!
— Тогда я могу надеяться?
— Я не заслуживаю вашей доброты, — смущенно прошептала девушка.
— Вы заслуживаете даже больше, чем я могу вам предложить, и через шесть недель я снова предложу вам все, что способен дать.
Она вспыхнула и отвернулась, чуть приоткрыв рот. Он смотрел на эти губы — они прошептали так мало слов, но как он дорожил ими. Джозеф изнемогал от желания поцеловать их. Джорджиана посмотрела на него — и уже не могла отвести от него глаз.
Джозеф почувствовал свой шанс, и ему страстно захотелось заново повторить свое предложение, но он задумался, достойно ли это, ведь он уже заполучил обещание быть выслушанным еще раз.
Воспользовавшись его замешательством, Джорджиана безмолвно ускользнула и вернулась в дом.
Она прошла в свою комнату. Что-то в Брэдфорде произвело на нее столь глубокое впечатление, что дало сильный толчок к пониманию той любви, которая клокотала в ее душе, и почувствовала в себе мужество, которого эта любовь требовала от нее.
Джорджиана села за стол и потянулась за пером. Потом торопливо набросала записку и позвонила в звонок. Она наблюдала, как ее собственная рука протягивает записку лакею. Потом села и стала ждать, пока часы отсчитают пятнадцать томительно медленных минут.
Она пошла навстречу своему врагу, который уже ждал ее. Она густо покраснела и выпалила заготовленную фразу:
— Мистер Гловер, я прошу вас воздерживаться от всякого проявления интереса к моей сестре. Вы не представляете, какое горе причиняете ей.
Левая сторона его лица задергалась. Он ничего не отвечал.
Она дрожала под неотрывным взглядом его печальных темных глаз. У нее перехватило горло и стало сухо во рту. Она закусила губы, чтобы остановить их дрожь.
— Я говорю вам, сэр, вы обязаны поступить так, как я вам сказала.
Он все так же молча и неотступно следил за ней взглядом. Молчание, которое раньше заставило бы ее сильно испугаться, теперь вызвало волну эмоций, буквально захлестнувшую ее.
— И вы ничего мне не скажете? — вспыхнула она. Звук собственного голоса поразил Джорджиану: он прозвучал на октаву ниже обычного.
— Умоляю вас, подождите меня здесь. — Мистер Гловер исчез.
Что он за человек? Джорджиана никогда раньше не встречалась с такими людьми. Она велела ему, мужчине, известному и признанному автору, да еще и любимцу маркизы, повиноваться ей. О чем она думала?
Накануне, при всех своих переживаниях и страхах, она не могла заглушить в себе тайный голос, который шептал ей, что творение Гловера было зародышем чего-то великого. Тысячи смертей, включая гибель их собственного семейного счастья, уже не могли остановить его рождения. Какое право имела она, Джорджиана, останавливать этот процесс появления на свет гения?
Гловер вернулся к ней очень быстро. В руках он держал рукопись — страницы, перевязанные лентой.
— Возьмите, — сказал он.
Джорджиана безмолвно посмотрела на него. У нее не осталось сил протянуть руку.
Он сам швырнул рукопись в огонь. Она задохнулась от неожиданности и попыталась вытащить страницы из огня. Казалось, они стояли там целую вечность, наблюдая, как огонь облизывает края бумаги. Наконец, с оглушительным губительным свистом пламя навеки поглотило рукопись.
Гловер поклонился, резко и одновременно учтиво. Он повернулся, чтобы уйти.
— Мистер Гловер! — Он обернулся.
— Я могу только догадываться, на какую жертву вы решились. Надеюсь, вы не сочли меня бессовестной и дерзкой.
— Вы отважная.
Его лицо отражало все его чувства. Она не знала, что бывают такие люди.
— Я самая большая трусиха на свете.
— В ничтожных случаях, в житейских пустяках, возможно. Но вы отважны в главном.
