Бессмысленность ситуации была явственна, как божий день. Он все еще любит ее. А она скупа на чувства. Они оба в чем-то неправильно истолковали поведение друг друга. И ей не надо тешить свою гордыню, надо всего лишь попросить прощения. Она не знала, за какие прегрешения, но он-то наверняка знал, за что гневается. Ей будет чем дразнить его, когда буря уляжется, а это уже немало.
Элизабет осторожно открыла дверь и вошла. Она проскользнула под одеяло рядом с ним.
— Благодарю, что забрал у меня бокал, Фицуильям, — сказала она.
— Я не желал, чтобы ты оказалась в глупом положении.
Как больно слышать его холодный тон, но ее боль беззвучна, и вскрик от этой боли похож на тихий стон. Надо пройти весь путь, чтобы потом не жалеть.
— Мне искренне жаль, если мое поведение оскорбило тебя, Фицуильям.
— Ты не сделала ничего, на что я мог бы пожаловаться.
Она погасила свечу, и холодная мгла наползла на них.
Когда утренний свет ворвался в комнату, Элизабет поняла, что погода выдалась великолепная. Ее муж, вероятно, ушел удить рыбу. Она оделась с особой тщательностью, позавтракала с другими дамами и отправилась на прогулку. Она предполагала погулять одна, ей хотелось уйти, как можно дальше, поэтому Элизабет направилась в восхитительную рощу с восточной стороны дома, чтобы затеряться там среди деревьев.
Элизабет поражалась колючей прохладе воздуха и глубоко вдыхала восхитительный аромат сырой земли. Солнечные лучи проникали сквозь кроны деревьев, освещая все вокруг пестрым зеленоватым светом. Она забыла обо всем, что произошло с ней.
Она услышала, как ее окликают, и обернулась. По тропинке к ней бежал слуга из дома.
— Мы повсюду искали вас, мэм. Маркиза просит вас вернуться домой.
Она вздохнула и пошла назад к дому. По дороге, у подножия холма, она встретила Дарси.
— Доброе утро, Фицуильям. Какое развлечение ее милость планирует на сей раз? — поинтересовалась она.
— Пойдем в дом, Элизабет. Мне надо кое-что сообщить тебе.
— Что-то случилось? Пожалуйста, скажи сразу. Папа?!
— С родителями все в порядке. Прошу тебя, присядь вот тут. — Она послушалась. Он взял бы ее за руку, если бы не боялся, что ей это будет неприятно. — Элизабет, я только что получил письмо с посыльным от мистера Тернера. Твоя сестра серьезно больна, и он просит тебя вернуться как можно скорее.
— Китти? — Она протянула к нему руку, и он крепко сжал ее. Ей хотелось большего, нужно было, чтобы он обнял ее, но она не желала ничего получать из сострадания. Только не от него! Она встала и взяла его под руку.
У дома она увидела уже запряженную карету, стоявшую перед парадной лестницей, и лакеев, начинающих грузить багаж. Джорджиана бросилась им навстречу, обняла Элизабет и так в обнимку повела ее к дому. Через десять минут они втроем уже были на пути в Дербишир.
Китти открыла глаза.
«Я спала? — удивилась она. — Интересно, кто это сидит у моей кровати?»
— Китти, здесь мистер Эджли, — сказал Эдвард, сидевший у нее в ногах. — Вспомни, ты попросила позвать его.
— Простите. Я уснула. — Ее голос был настолько хриплым и слабым, что ему пришлось нагнуться вперед и напрячь слух, чтобы расслышать ее слова.
— Пожалуйста, не торопитесь. Я в вашем распоряжении столько времени, сколько вам потребуется.
Китти смущенно перевела взгляд с доброго морщинистого лица мистера Эджли на Эдварда, такого грустного. Она вспомнила.
Ее глаза наполнились страхом. Она полностью очнулась.
Эдвард подскочил к ней, сжал ее руки в своих ладонях.
— Дорогая моя, любимая, умоляю тебя, не бойся. — Он уткнулся лицом в ее руки.
— Бедный Эдвард, — дрожащим голосом сказала она. Ей было тяжело дышать. — Лучше бы ты никогда не знал меня.
— Нет, нет. Я уверен. Еще есть надежда. Я не отчаиваюсь. — Он почувствовал жар от ее руки у себя на плече.
— Мы молим Бога, чтобы миссис Тернер осталась жива. Но я хотел бы немного поговорить с ней.
— Я думаю только о себе.
— Не будьте столь суровы к себе.
Эдвард отошел от кровати и встал у двери, куда не доносился слабый шепот Китти.
Китти заглянула в глаза мистеру Эджли. Почему она упустила возможность узнать такого человека?
— Если бы только мой папа был похож на вас, я стала бы хорошей.
— И у меня много недостатков. Вы, подобно большинству из нас, стараетесь быть лучше.
— Нет. Я никогда не пыталась быть хорошей.
— Вы подвергали себя опасности заразиться, отправляясь к беднякам, зная, что у вас очень слабое здоровье.
— Я делала это, только чтобы порадовать моего Эдварда.
— Но все же делали. Кто знает, какова была Божья воля.
— Что станет с моим ребенком?
Он встретился с немигающим взглядом ее широко раскрытых глаз.
— Если бы я думал, что этот материальный мир имеет смысл, я пришел бы в отчаяние. Когда-нибудь мы поймем волю Божью.
Так они говорили и говорили. Наступил вечер, и Китти уснула.
Эдвард вышел, чтобы проводить мистера Эджли до кареты.
— Я никогда не смогу отблагодарить вас, сэр. Вы развеяли все ее страхи. Могу я попросить вас прислать карету утром? Сегодня ночью совсем не будет луны.
— Я пришлю ее с рассветом.
Карета Дарси прогрохотала перед домом.
— Мистер Тернер, как Китти?
— Она спит. Мистер Эджли только что говорил с ней.
— Мистер Эджли? Выходит, состояние Китти ужасно, как вы и боялись?
— Я послал за ним… Это Китти попросила позвать его. Только не подумайте, будто я оставил всякую надежду.
Элизабет не смогла выдержать его неподвижный взгляд, в котором увидела беспросветную тоску.
Дарси и Джорджиана вышли из кареты, и они все вошли в дом.
Мать мистера Тернера уже приехала. Она накормила их с дороги.
Вскоре им сказали, что у Китти нет сил повидаться с ними, и Джорджиана с Фицуильямом уехали домой, в Пемберли.
Элизабет смотрела, как удаляется карета. Вот так просто, вместе с ее маленькой семьей. Она немного прошлась. Вернувшись, она увидела на крыльце Эдварда, освещенного золотыми лучами заходящего солнца.
— Китти проснулась, — сказал он. — Вы пойдете к ней?
Кэролайн медленно плыла, повиснув на руке своего мужа. Она на мгновение задержалась около Джорджианы.
— Он мой теперь, — прошептала она вкрадчиво. — Он предпочел меня.
— Вы не любите его! — закричала Джорджиана. Гости, собравшиеся в церкви, ахнули.
— Может, и не люблю. Но как я буду любить Розингс! — тихо-тихо прошипела ей на ухо Кэролайн. — И что заставило тебя думать, что ты могла бы спасти его, ты, маленький мышонок! Ты не спасешь его. Никто не сможет спасти его теперь.
