Глава шестая
Том Харри победил, но по этому поводу тут же возник спор, это обсуждали в каждом доме и каждой пивной. Даже судьи разошлись во мнениях. Толли и Уилл Нэнфан присудили победу Тому Харри, хотя Нэнфан считал, что с Харри нужно снять очки за грязную игру. Пол Дэниэл сказал, что нужно объявить ничью, поскольку в последнем раунде были совершенно позабыты правила, они перекатывались по земле, как двое пьяных драчунов. Но в целом получилось два честных броска, по одному на каждого, а в третьем раунде они тоже дрались на равных, так какая разница, кто под конец оказался наверху? Подобная точка зрения не была популярной — многие не желали с ней мириться, но важнее было то, что всё-таки приняли ее.
К счастью, Россу не пришлось встречаться с Джорджем. Он послал Бассету чек и попросил его оказать любезность и сообщить Джорджу, что он заплатил. Самое неприятное в этом было письмо от Танкарда «по поручению мистера Уорлеггана» с напоминанием о долге. Росс кинул его в корм для свиней.
После поражения Сэм больше недели не выходил на работу и часто харкал кровью, но его состояние улучшалось. После соревнований он не виделся с Эммой, а она не сделала попыток встретиться с ним. Он вернулся к своим обязанностям в общине с молчаливой покорностью слову Господа. Сэм ни с кем не обсуждал матч. Он много молился, заметив падение энтузиазма паствы. Словно бы они предпочитали Ветхий завет, где добродетель вознаграждается материально, а не Новый, где вознаграждение лишь духовное, а материальное следует отринуть. Сэм часто задумывался о том, что бы он приобрел от выигрыша и что потерял бы.
Он также много читал, его снова посетил мистер Чампион и похвалил за те отзывы, которые получил в приходе. Похоже, неприятные обвинения в близости с легкомысленной женщиной в конце концов отбросили, всё снова шло хорошо. Однако Сэма опять раскритиковали за то, что он держит все бразды правления общиной в своих руках, в особенности в том, что касается денег. Сэм пообещал всё исправить.
Дуайт еще дважды ездил к Хью Армитаджу, и его состояние не ухудшилось. Хью написал Демельзе одно письмо, но ограничился вежливыми банальностями. Было так удобно показать письмо Россу.
— Полагаю, он останется в Корнуолле до выборов, а потом, надеюсь, поедет в Вестминстер, — сказал Росс. — Это его займет.
— Да, Росс. Если он получит место.
— Надеюсь, что получит, не только для его же блага, но и чтобы лишить места Джорджа.
— Неужели? Я об этом не подумала.
— Что ж, городской совет может выбрать одного кандидата от Бассета и одного — от Боскауэна, но это маловероятно. Обычно обоих членов парламента выбирают из одной партии, поскольку выборщик, голосующий за одного из них, скорее всего, предпочтет и второго. Если Джордж сохранит место, то, по всей видимости, его потеряет Говер и получит Тренгруз. Если победит Хью, то с ним останется и Говер.
— Если Джордж потеряет это место, лорд Данстанвилль найдет ему другое, — сказала Демельза.
— Но не сразу, потому что выборы закончатся.
— Думаешь, это его сильно расстроит?
— Кого? Джорджа? Да, весьма.
— Хм... Да, я об этом не подумала.
В тон этому разговору оказалось и письмо от Кэролайн, которое Демельза получила через несколько дней.
Дорогая Демельза!
Вчера состоялся наш прием! Оба льва, а также мы с Дуайтом, хотя он-то уж точно ангел, чувствовали себя не в своей тарелке. Нас было только четверо! Ты только представь себе! Мужчины такие обманщики, ты ведь их знаешь, и каждый притворялся, будто понятия не имел, кого здесь встретит! Они даже изобразили обиду, пришлось уговаривать их остаться! Во время обеда я думала, как же я глупа, что поступила подобным образом, ведь кому я помогаю, да поможет мне Бог? Не себе, не Дуайту, не ребенку, которого я ношу. Пожалуй, это в какой-то степени поможет Хью, но это максимум.
До чего же они и впрямь похожи на маленьких львов, виконт и барон! Оба явно ниже шести футов и четырех дюймов, а самоуверенности хватит, чтобы потопить трехпалубный корабль. Кстати, раньше я этого так явственно не видела. В обычной беседе Джордж Боскауэн — приятный человек, может быть, ему недостает остроумия, но он любезен и дружелюбен. Дядюшка его любил. Мне даже кажется, что они похожи по характеру! А Фрэнсис Бассет — до чего же он может быть приятным и простым в уютном кругу семьи. Но поставь их рядом, сведи в одном доме и посади с каждого конца не очень длинного стола, и Боже ты мой, они рычат и скалятся, прямо как львы или петухи, спорящие за самку.
В конце обеда они ждали, что я удалюсь, но, пожалев Дуайта, который находил все происходящее отвратительным, я заявила с бесстыдством самой толстой шлюхи Хаундсдича, что, поскольку я единственная дама на приеме, то не собираюсь покидать общество и скучать в одиночестве, пока они выпьют весь бренди.
Им это не понравилось, совершенно не понравилось, по правде говоря, лишь достойное воспитание и манеры не позволили им вызвать лакея и велеть ему меня выпроводить! Я сберегла бутылку редкого бренди дядюшки Рэя, от запасов которого осталось всего три бутылки. Дядюшка купил бренди не у контрабандистов, а в Лондоне, когда в первый раз увез меня в Корнуолл в восьмилетнем возрасте. Я и бренди прибыли вместе, и в отличие от меня, напиток с годами только улучшился. Итак, я подумала, что это тот самый случай, когда можно распить одну из трех бутылок, и поверь, дорогая, она произвела эффект чуда.
Разумеется, ни один из джентльменов не напился, как обычно принято у настоящих джентльменов. Это против их строгого воспитания или желания контролировать все свои чувства и не дать себя обмануть. Но бренди их смягчил. Он подействовал, как солнце на несговорчивый одуванчик. Они постепенно откинулись на спинки кресел. Вытянули ноги. Стали разговаривать не так напыщенно. И наконец кто-то, не могу сказать кто, упомянул спор и соперничество, существующее между этими двумя уже много лет. Первым заговорил Фрэнсис, и в весьма примирительной манере. Потом ему вторил Джордж, ответив на каждое замечание таким же мягким тоном.
Конечно же, всё оказалось не так-то просто. Даже два продавца лошадей на ярмарке не были бы столь осторожны, столь убедительны, пытаясь заключить выходную сделку, чем эти два высокородных пэра: род одного восходит к ирландскому джентльмену, обосновавшемуся в Сент-Беряне в одиннадцатом веке, герб другого ведет начало от Плантагенетов (да, дорогая, это они заявили за столом!). Но в конце концов, мне кажется, они заключили сделку. И теперь соперничество во время выборов прекратится. Потомок ирландского джентльмена согласился отказаться от округа Трегони, если потомок Плантагенетов откажется от Труро. Они также достигли соглашения по ряду других округов, но нам важны только эти. Так что да здравствует избирательная кампания, и пусть наш больной получит место, которого заслуживает!
Я лично пребываю в неплохом состоянии, в последнюю неделю меня совсем не тошнило. Дуайт тоже в добром здравии, но слишком часто задумывается о положении Англии. Полагаю, я вышла не за самого большого оптимиста.
Передавай мою нежную любовь Россу и поцелуи детям. Должна признаться, что ничто не способно так убедить меня в идее продолжения рода, как вид этих двух созданий.
Кэролайн
II
В последний день августа преподобный мистер Осборн Уитворт, прогуливаясь по Принц-стрит, увидел, как миссис Ровелла Солвей выходит из библиотеки со связкой книг под мышкой. Ее поношенное коричневое платье болталось на ней, как сутана, а белая соломенная шляпка закрывала лицо от солнца. Туфли шаркали по мостовой. Она выглядела бледной, задумчивой и несобранной. Ровелла бросила удивленный взгляд на зятя и поспешила дальше.
Мистер Уитворт собирался отдать Лоббу из Шерборна несколько писем, чтобы тот доставил их в приход Сола и Грамблера с еженедельными газетами. Письма адресовались сэру Джону Тревонансу, капитану Россу Полдарку, доктору Дуайту Энису, Хорасу Тренеглосу, эсквайру, и указывали на недостатки, обнаруженные новым викарием в церкви и на кладбище, которые можно исправить, но придется потратить значительную сумму. Далее говорилось, что долг состоятельных прихожан, как тешит себя надеждой мистер Уитворт, внести свою долю в поддержание древней и прекрасной церкви в той степени, какая отразит щедрость и христианскую ответственность означенных персон. Сейчас церковь не содержится в надлежащем виде и требует тщательной ревизии.
Встреча с миссис Солвей снова разозлила и расстроила викария. Прошлым вечером он испытал неприятное чувство. Он возвращался из обветшалого коттеджа на набережной, куда его привели плотская нужда и преступное упрямство жены. Давно уже стемнело, но когда над вонючей топью речки взошла полная луна, кто-то сунул ему фонарь прямо под нос. Оззи не был точно уверен, но человек напоминал разносчика из таверны «Семь звезд», он жил в его приходе и несколько недель назад похоронил второго ребенка. А значит, существует опасность быть узнанным, а узнав его, этот человек донесет церковным старостам. Разумеется, ничего невозможно доказать, но почтенный человек обычно не гуляет по набережной после темноты, и объяснений может и не потребоваться.
