— А вы согласны? — спросил Энтони. — Или же, может быть, вы одарите поцелуем какую-нибудь другую часть моего тела?
Блейз рассмеялась.
— Милорд! — в притворном негодовании воскликнула она. Сон вернул ей и здравый смысл. Энтони — ее муж, и, любит она его или нет, у них есть свой долг. Ей еще повезло, что Энтони ее любит. Значит, он будет стараться угодить ей.
Энтони вернулся в постель и, заключив Блейз в объятия, начал ласкать ее упругие груди.
— Господи… — простонал он. — Таких восхитительных плодов природа еще не создавала, мой ангел! — И он страстно поцеловал ее.
Блейз пришлось признать, что она наслаждается прикосновением его ладоней. Она почувствовала было угрызения совести, но вспомнила, как король сравнивал женское тело с утонченным инструментом. Блейз считала, что найдет в Энтони такого же виртуозного исполнителя на этом инструменте, каким был Генрих Тюдор. По-видимому, он не торопился овладеть ею, и Блейз вздохнула и довольно потянулась, принимая его ласки.
Ее плоть напряглась и затвердела под его нежными руками. Пальцы Энтони подхватили ее грудь, скользя по ней вверх и вниз, касаясь сосков, непрестанно двигаясь по шелковистой коже. Подобный экзерсис ему нескоро наскучил, но постепенно он перешел к ее соскам, зажимая тугие коралловые бутоны между большим и указательным пальцами, осторожно потягивая и пощипывая их. Наконец он склонил голову и вобрал в рот ее сосок. Его язык затрепетал по чувствительному бугорку, и Блейз издала довольный вздох, заставив Энтони вздрогнуть.
Пока он осыпал ласками белые, словно выточенные из слоновой кости полушария ее груди, Блейз не смогла удержаться: ее пальцы задвигались в его волосах, перебирая черные пряди, наслаждаясь их нежным прикосновением. Она гладила его шею, проводила ладонями по мускулистым плечам, слегка покалывала ноготками упругую плоть.
Прикосновение рук Блейз возбудило его, и Энтони застонал. Он переместился к другому соску, а его жена вздохнула, явно наслаждаясь его вниманием. Он любил ее не спеша, поражаясь собственной сдержанности, ибо слишком долго желал ее. Однако ему хотелось, чтобы первая близость навсегда осталась в памяти Блейз. Насытившись ее сосками, он медленно скользнул губами вниз, по атласной коже ее груди и живота. Он чувствовал, как пульсируют под его губами ее вены, и покрывал поцелуями округленный, благоуханный холмик.
Блейз ощущала дрожь, но не знала, заметил ли ее Энтони. Неужели он решится любить ее вот так в первый раз?
Она не сомневалась: мужчина, который успешно солгал могущественному королю, способен на все. Его голова опустилась ниже, и он принялся покрывать ее бедра такими же быстрыми и нежными поцелуями, какими только что осыпал живот. Он губами раздвинул ей ноги, его пальцы осторожно приоткрыли ее лепестки, словно створки хрупкой раковины, и Блейз почувствовала, что едва способна дышать от возбуждения, охватившего все тело. Он коснулся ее языком, безошибочно отыскав крохотную жемчужину, и Блейз заплакала от наслаждения. Он любил ее, пока Блейз настолько не переполнилась неописуемой радостью, что вновь разразилась слезами, когда наслаждение кончилось, оставив у нес лишь чувство одиночества и тоски.
Но она была не одинока. Впервые их тела соприкоснулись, она ощутила его тяжесть, пока он медленно и осторожно входил в нее, исторгая крик из ее горла. Он заполнял ее своим трепещущим орудием, глубоко погружая его в горячее лоно. Блейз обняла его за плечи, прижалась к груди.
Он зажал в ладонях ее лицо и принялся целовать ее до тех пор, пока Блейз не задохнулась, а ее губы не заныли от яростных поцелуев. Она страстно отвечала на поцелуи, не уступая ему ни в чем. Внезапно он задвигался в ней, вонзаясь со страстью и отстраняясь только для того, чтобы вновь проникнуть еще глубже.
Блейз снова заплакала — и от наслаждения, и от отчаяния, что вскоре этот волшебный сон закончится. Она взмыла вверх, как сокол на, охоте. Она парила в ослепительной синеве небес, пока не поднялась на головокружительную высоту и обнаружила, что за ней открывается золотистый простор. Ни о чем не задумываясь, она понеслась еще выше, не в силах отказаться от такого чуда. Она взорвалась блаженством, которое растеклось по ее телу, словно медовое вино, и в этот же миг услышала его громкий крик удовлетворения.
Они лежали, мокрые и задыхающиеся, среди спутанных простыней. Вместе содрогнувшись от угасающей страсти, они затихли, и Энтони взял ее за руку и прильнул к ней в поцелуе. Слова им были ни к чему. Не прошло и нескольких минут, как он заснул, повернувшись на бок и ровно дыша. Блейз улыбнулась, но ее улыбка сразу же погасла. Он доставил ей такое наслаждение, он любил ее. Разве могла она не ответить ему любовью? И все-таки она его не любила. Это было печально, и Блейз понимала: когда-нибудь Тони возненавидит ее за это. Что она за женщина? Она всегда считала, что умеет платить добром за добро, и вдруг оказалось, что она получает больше, чем отдает.
Блейз укрыла их обоих одеялом, окинув внимательным взглядом упругие округлости его ягодиц. Он и вправду был красив, у них должны появиться чудесные дети. «Нет, — тут же одернула себя Блейз, — дети рождаются в любви, а без нее у нас нет никаких шансов. О Эдмунд, помоги же мне!
Неужели я должна разлюбить тебя, чтобы полюбить Тони?
Я не могу! Просто не в силах! Но я должна, должна забыть о тебе, хотя и не знаю, как это сделать». Она глубоко вздохнула, и, к ее удивлению. Тони вдруг повернулся и обнял ее.
— Для женщины ты слишком много думаешь, — тихо произнес он, но в его голосе послышался оттенок насмешки. — Спи, Блейз. Спи спокойно и помни, что я тебя люблю, и, веришь ты мне или нет, я обещаю: когда-нибудь и ты полюбишь меня.
Вот как? Она благодарно прижалась к нему. Неужели Тони прав? На краткий миг она ощутила проблеск надежды.
В середине марта неожиданно наступила весна, и дороги, которые всего две недели назад были завалены снегом, вдруг покрыла вязкая грязь. Лорд Морган прибыл из Эшби, чтобы увезти Дилайт домой. Ему не терпелось выдать ее замуж за некоего ирландского лорда, который пожелал заполучить жену-англичанку. Ирландский лорд и его сын в мае должны были приехать и познакомиться с Дилайт. Больше оттягивать свадьбу было невозможно. Дилайт предстояло выйти замуж этим же летом, и если не за ирландца, то за другого претендента на ее руку. Седьмого июня Дилайт исполнялось восемнадцать лет, и в таком возрасте ее детские капризы казались отцу неуместными.
Но, узнав о его решении, Дилайт мило надула губки и попросила:
— Папа, пожалуйста, позволь мне остаться в Риверс-Эдже до Пасхи. — Она не возражала против предложенного брака. Зачем раздражать бедного отца, ведь все равно этот брак никогда не осуществится?
