С этими словами, повергшими Ремингтона в задумчивость, она плюхнулась на шикарное кожаное сиденье и захлопнула дверцу.
В этот вечер в атмосфере дома леди Пакстон явственно ощущалось тревожное напряжение. Антония почувствовала его, как только вошла в прихожую. Лица поджидавших ее там Элинор и Поллианны выражали крайнюю озабоченность. Они шепотом сообщили Антонии, что в гостиной находится гостья. И действительно, войдя в зал, она увидела свою бывшую подопечную Элис Баттерфилд Трублуд, чьи печальные карие глаза опухли от слез. Заметив хозяйку дома, Элис вскочила и воскликнула:
– Наконец-то, леди Антония! Как я рада вас снова видеть!
– Элис, милая! Мне тоже очень приятно видеть тебя здесь! – Антония подошла к гостье и обняла ее. – Что привело тебя сюда? Мое письмо?
Элис уткнулась лицом в ее плечо и разрыдалась.
– Успокойся, дорогая! – Антония похлопала ее ладонью по спине. – Ты снова среди своих старых подруг! Мы выслушаем тебя и поможем. Давай-ка присядем на диван и спокойно потолкуем!
Из сбивчивого повествования гостьи о свалившихся на нее напастях Антонии вскоре стало ясно, что ее брак не сложился. Это несколько удивило всех присутствующих, поскольку Элис была прежде уверена, что любима своим супругом, Бэзилом Трублудом. Со своей стороны она делала все, чтобы как-то сгладить воспоминания о неприятных для него обстоятельствах вступления в брак. И тем не менее с самого начала их совместной жизни муж регулярно выказывал ей свое недовольство по самым разным поводам: и одевалась она якобы далеко не элегантно, и манеры ее грубоваты., и мысли она выражала недостаточно изысканно и четко, и в постели недостаточно умела и ласкова.
– Ему трудно в чем-либо угодить! К примеру, он вечно брюзжит за обедом, что я пережарила ростбиф или недодержала мясо в духовке. Скатерть, видите ли, недостаточно белоснежная, простыни чересчур накрахмалены, а заварка слишком густая, – сетовала Элис, промокая слезы платком. – То у него разболится голова от резкого запаха моих жасминовых духов, то он придерется к моей осанке, то обвинит меня в том, что я не начистила до блеска столовое серебро, то ему вдруг начнет коробить слух мой немелодичный смех, то поданное к обеду вино покажется слишком терпким… – Элис осеклась и снова расплакалась.
– Не надо так убиваться, дорогая! Побереги глаза! – сказала Антония, потрепав ее по плечу.
– И даже на супружеском ложе я все делаю, как он утверждает, не так. Ему не нравится мой горячий темперамент, он утверждает, что настоящая леди так себя с мужем не ведет…
Антония взорвалась, услышав этот крик души затравленной мужем-тираном женщины.
– Все, с меня довольно! – воскликнула она. – Твой супруг – подлец и негодяй! Если хочешь, можешь уже сегодня поселиться у нас.
Все присутствующие с облегчением вздохнули, иного ответа никто и не ожидал.
– Я готова разделить с ней свою комнату, – сказала Камилла Ховард и мягко улыбнулась Элис и Антонии. От внезапного прилива сильных чувств у нее даже увлажнились глаза.
Ужин прошел в оживленной атмосфере, новенькие обитательницы Пакстон-Хауса делились со старожилами впечатлениями о своей супружеской жизни. Потом Виктория порадовала подруг игрой на фортепиано. Элис спела мелодичный романс, а Молли и Гермиона исполнили дуэтом несколько разухабистых песенок из репертуара шансонеток.
Внезапно веселье было прервано вошедшим в гостиную дворецким.
– К вам посетительница, мадам, – с кислой миной сообщил он Антонии.
– Хоскинс, в столь поздний час я никого не принимаю, – наморщив лоб, ответила хозяйка дома.
Дворецкий хотел было что-то добавить, но дверь у него за спиной распахнулась, и в зал ворвалась полная дама с округлым лицом и печальными глазами. Она умоляюще протянула к Антонии руки и, закусив нижнюю губу, в отчаянии замотала головой.
– Это же Маргарет Эверстон! – прошептала тетушка Гермиона.
Все вдовы умолкли. Антония подошла к гостье, вывела ее на середину гостиной и с тревогой спросила:
– Что привело тебя к нам в такой поздний час?
– Я получила от вас письмо, и… – Маргарет осеклась и расплакалась.
Все приготовились слушать исповедь еще одной униженной и оскорбленной.
– Такого скупца, как Альберт Эверстон, – в сердцах воскликнула Маргарет, немного успокоившись, – еще не рождалось на белом свете. Из экономии он пишет письма на использованных конвертах. В церковь по воскресеньям не ходит, чтобы не делать пожертвований. И неделями не меняет нижнего белья, чтобы лишний раз не тратиться на прачечную.
По гостиной прокатился возмущенный ропот. Всем стало не до веселья. Каждая из вдов считала своим долгом выразить Маргарет сочувствие и попытаться ее утешить. В этот вечер в дом леди Пакстон пришла, ища пристанища, еще одна затравленная мужем женщина. И она, разумеется, тоже нашла там поддержку и убежище.
А в это же самое время мрачные Бертран Ховард и Бэзил Трублуд запивали постигшее их несчастье виски в баре клуба «Уайтс», усевшись за угловым столиком.
– Вот такие-то, брат, дела! – уныло изрек изрядно пьяный Бэзил, уставившись на свой бокал. – Взяла да ушла, не потрудившись даже предупредить меня заранее. Какая невоспитанность! Вот и женись после этого!.. Черкнула только записочку, дескать, она больше не может жить с занудой и придирой. Но ты ведь меня знаешь, Ховард, я просто люблю порядок. Разве я виноват, что она не переносит критики в свой адрес? Стоит мне сделать ей замечание, как у нее краснеют, словно клубника, глаза и нос. А когда она плачет, то вдобавок еще и начинает икать. Да только от одного этого сойдешь с ума!
– Ты прав, приятель! – согласился Ховард. – Моя жена тоже исчезла, якобы перебралась к своей подруге. Я, по правде говоря, даже не знал, что у нее есть друзья. Без нее в доме стало немного скучновато… Давай-ка выпьем еще по одной за настоящую мужскую дружбу!
Приятели опустошили бокалы и погрузились в задумчивое молчание. Наконец Трублуд жалобно произнес:
– Я не хотел тебе этого говорить, старина, но теперь признаюсь: я решил с ней развестись, она умудрилась сделать в короткой записке четыре орфографические ошибки.
– Я тоже пришел к выводу, что не стоит горевать. Пожалуй, нам с тобой даже повезло, приятель! От жен одни лишь хлопоты. Однако любопытно было бы узнать, куда она подевалась.
Кто-то окликнул его по имени, Ховард обернулся и увидел в дальнем конце бара Альберта Эверстона. Его побагровевшие лицо и шея наводили на мысль, что достопочтенный член парламента чем-то чрезвычайно взволнован. Подбежав к.столику, Альберт плюхнулся в кресло, молча наполнил бокал и залпом выпил изрядную порцию виски.
