Бетина Кран
Рай по завещанию
Центральная Шотландия
Рождественский вечер
1810 года
Сальные свечи, освещавшие главный зал Скайлета, уже оплыли, а кружки опустели. Святочное полено, весь день пылавшее в огромном каменном камине, превратилось в красноватые угольки, медленно угасавшие среди пепла. Тени лениво шевелились на высоких серых каменных стенах – казалось, они воплощают в себе сонливость трех утомленных праздником шотландцев, до сих пор не покинувших своих мест за праздничным столом.
– Рожде… Рождество… В этом году все наперекосяк. Все! На полях нельзя… ничего нельзя. Охотиться – так только на голодных кроликов. Нельзя даже пасти стада. Снег глубокий, почти до крыш. Вполне можно похоронить мертвых. Хочу сказать, что Господь правильно сделал, родившись зимой. Как раз подходящее время, чтобы зачать ребенка или родиться самому. А ты что думаешь, Терранс? – дородный мужчина, хозяин Скайлета, мясистым кулаком сбросил со стола ногу своего управляющего, чтобы привлечь его внимание.
– Да-а? – встрепенулся Терранс, тупо уставившись в пространство перед собой, его глаза удивленно мигали.
– Я сказал… время родиться. Добрая зима. А ты как думаешь?
– Да, лорд Гаскелл, как пить дать.
Когда долгожданный ответ был получен, двое мужчин устремили взгляды на третьего.
– Ты слышал, Рэм? – спросил Терранс. – Время для того, чтобы родиться. Или зачать.
Гаскелл качнулся на массивном стуле, упираясь ладонями в стол.
– Терранс всегда соглашается, – отозвался Рэмсей Пэкстон Маклин, встряхнув головой. – Он ведь управляющий.
Рэмсей знал, что должно последовать за этими словами.
– Да, он мне… мой управляющий. Но умеет, да, умеет рассуждать разумно. Он – настоящий мужчина, у него восемь детей! Восемь! И, может быть, будет и больше! – Гаскелл вновь откинулся на спинку стула, как бы подчеркивая значимость своих слов. Рука коснулась жесткой бороды, в которую уже вкралась седина. В голубых глазах мелькнул огонек. Владелец Скайлета поднял тяжелую оловянную кружку, изо всей силы стукнул по столу и прорычал:
– Эля! Еще эля!
– С меня достаточно, – Рэм Маклин поднялся, для равновесия опершись на край стола, неверным движением расправил широкие рукава и мятый килт[1].
– Садись, парень! – Гаскелл, сузив глаза, взглянул на своего мускулистого статного сына. – Лучшее, что ты можешь сделать – это сесть, потому что здесь приказываю я!
– Отец… – Рэм посмотрел ему в лицо, упершись в крышку стола мощными кулаками, копией отцовских.
– Са… дись! – подбородок лорда Гаскелла упрямо выпятился вперед.
Прежде чем плюхнуться на стул и собраться с силами, Рэм бросил на отца непокорный взгляд.
В дверях появилась молодая розовощекая девушка с кувшином крепкого вина. Протирая кулаком заспанные глаза, приблизилась к столу и поставила кувшин перед мужчинами. Потянулась за пустым.
Мощная лапа лорда Гаскелла обхватила пухлые округлости служанки ниже талии. Другая потянула вниз ворот рубашки, обнажая твердую грудь с розовым бутоном соска.
– Вот тебе милашка с плоским животом. Забирай, парень, забирай, и пусть ее животик округлится после сегодняшней ночи.
– Черт бы тебя побрал! – Рэм вскочил на ноги, лицо залила краска ярости. – Я не собираюсь ублажать твоих кухонных шлюх, старый козел! Ублажай их сам! – крикнул он отцу.
Резкие слова сына еще звучали в зале, когда грубый смех Гаскелла заглушил их.
– Хоть сейчас! – он глянул на грудь служанки, свободной рукой игриво нажал на розовый сосок. Девушка завизжала, и Гаскелл отпустил ее, смачно хлопнув по ягодицам. Служанка отскочила, поправила рубашку и, прихватив пустой кувшин, исчезла за дверью, украдкой бросив взгляд на молодого лорда.
Рэм сощурил небесно-голубые глаза, зная, что любая служанка, не отличающаяся целомудрием, готова услужить ему. Изящные губы сложились в ухмылку.
– Я бы не отверг даже твоего незаконнорожденного ребенка, – Гаскелл плеснул в кружку эля. – Даже девочку!
Рэм презрительно хмыкнул. Пришел черед Гаскелла показать свой гнев.
– Тогда женись, черт возьми! Женись и дай мне наследника, чтобы я мог посадить его на колени.
– Каждое лето у тебя и так рождается целый выводок! Сажай их на свои чертовы колени и оставь меня в покое! – в голосе Рэма звенела ярость.
– Да, у меня много детей, но СЫН только один! А внука нет! И тут все зависит от тебя.
– Зависит, – голос Рэма стал сухим. Он протянул руку через стул, взял кувшин и налил себе вина. Затем поднял кружку так резко, что пролил вино – темные капли скользнули по четко очерченным скулам.
– Найди себе жену, парень. Найди, ляг с ней в постель и подари мне внука, – резкие ноты в голосе Гаскелла сменились просительными – выпитое давало о себе знать. Широкое лицо посерело. Сейчас лорд казался более старым, более уставшим и пьяным.
– Женюсь, если сочту нужным. Если вообще когда-нибудь женюсь, – молодой лорд видел, что отец перестал сердиться.
Гаскелл откинулся на спинку резного стула, посмотрел на своего крепкого, ладного сына довольно трезвыми глазами. Погладив бороду – давняя привычка – неожиданно ударился в воспоминания.
– Я знаю, в чем дело, Терранс, – управляющий с готовностью повернулся к хозяину. Утром он вряд ли вспомнит что-нибудь из речей лорда, но сейчас надо слушать. – Я неудачно женился. Я был тщеславный, жадный молодой дурак. С другой женой все было бы по-иному. Жениться надо было на той молодой английской девушке… э-э… как ее звали?
– Констанция, – подсказал Терранс, чувствуя, что язык – единственная часть тела, еще способная шевелиться. Только истинный Маклин может выпить такое количество эля, которое выпил Гаскелл, и продолжать соображать. Терранс был убежден – именно это качество даст Маклину право на власть.
– Констанция, да-да, Констанция. Красавица, рыжеволосая Констанция. Никогда – ни до, ни после – я не встречал женщину, столь зовущую к любви. Огонь! – казалось, перед глазами Гаскелла мелькнул образ из прошлого. – Грудь, как яблоко, – гладкая, прохладная. Во рту прямо слюна накипала, стоило ее увидеть! Ей не было и семнадцати – голову даю на отсечение! Из хорошей семьи. Боже, эта девушка любила меня до потери сознания! Как она любила!
– Опытная английская проститутка, – резко сказал Рэм.
– Нет, – глаза Гаскелла вспыхнули, но через мгновение он вновь погрузился в прошлое. – Она была леди. То лето я провел в Лондоне. Но должен был уехать в Скайлет, чтобы уладить здесь дела отца. А когда вернулся в Лондон, она уже с кем-то уехала, и ее семья отказалась сообщить, куда. А потом я обручился с твоей матерью, и все кончилось, – Гаскелл указал на Рэма. – Твоя мать… Все дело в ней. Из-за ее холодной голубой крови ты не интересуешься женщинами. Нет в тебе жажды жизни! В твои годы у моих ног уже копошился целый выводок!
