– Ну, хорошо, хорошо! – тяжело дыша, пробормотал Крэддок. – Я действительно поехал за вами, но не потому, что вы там себе напридумывали! Я бы никогда не сделал ей зла... она была для меня всем на свете!
– Вот в этом мы с тобой сходимся, – прорычал Холт. – Клянусь Богом, если ты тронул хоть один волос на ее голове...
– Нет! Клянусь! – задыхаясь, прокричал Крэддок. – Я собирался сегодня уехать из города. Хватит с меня этой забытой Богом глуши, где живут... дикари, как ты!
Откинув назад голову, Холт негромко рассмеялся: – Вот это комплимент, Крэддок! – Сузив глаза, он снова с силой схватил его за шею. – Знаешь что, мистер? Я почти верю тебе... почти, но не совсем.
– О Боже! – захныкал Крэддок, оседая на землю и со страхом глядя на смертоносную ярость в глазах Холта.
– Оставь Бога в покое! Он давно забыл о такой жирной мерзкой свинье, как ты! – прошипел Холт, все сильнее сдавливая шею Крэддока.
Неожиданно рядом с ними оказался Жан-Клод.
– Мерфи! Поспеши! Они обнаружили, что ты сбежал из тюрьмы. У нас нет больше времени!
– Черт побери! – рявкнул Холт, неохотно отпуская Крэддока, который с тихим всхлипом безвольно съехал к его ногам. – Этот негодяй знает больше, чем сказал!
– Очень может быть, но сейчас гораздо важнее спрятать тебя! Скоро на улицах будет облава! Их десятки, а нас только двое!
Холт снова цветисто выругался.
– Ну, Крэддок, на этот раз тебе повезло, – прорычал он хныкавшему у его ног Крэддоку. – В следующий раз я перережу тебе глотку и отдам твои кишки собакам!
– Поторопись! – воскликнул Жан-Клод, когда он вместе с Холтом соскочил с саней и, бросив упряжку тяжело дышавших ездовых лаек, кинулся к дому Клары Максвелл. Уже стемнело, и свет из окон дома падал на измученные и встревоженные лица мужчин, делая их черты более резкими и угловатыми.
Постучав в дверь, Холт подождал, пока на крыльце не загорелся свет, и, кивнув Жан-Клоду, поднялся по ступенькам.
– Вот дьявол! – заворчала Клара, открывая дверь и впуская в дом Холта и его спутника. – Вы напугали меня до смерти! Отняли у меня половину жизни!
– Так вот почему вы сегодня так молодо выгляди те, – лукаво произнес Холт, целуя старую леди в щеку. – Клара, это Жан-Клод, мой друг из Денвера, – мгновенно став серьезным, сказал он.
В ответ тетушка Клара лишь хмыкнула, уперевшись маленькими кулачками в бедра и разглядывая охотника с головы до ног.
Еще один француз! И куда мы только катимся?
– Клара считает, что все зло на свете – от французов! – повернувшись к Жан-Клоду, весело сказал Холт.
– Какая ужасная близорукость у такой милой дамы! – отозвался Жан-Клод, низко склоняясь к руке Клары, что заставило ее щеки вспыхнуть ярким румянцем.
– Сумел вывернуться! – ехидно произнесла она. – Ну, вы нашли нашу бедняжку Эйнджел?
Холт печально покачал головой:
– Я нашел того человека, который, как мне казалось, насильно увез ее, но ничего не добился от него. Нам с Жан-Клодом пришлось улепетывать от Рено и его людей, ищущих меня повсюду.
– У меня такое предчувствие, что она сейчас находится в смертельной опасности, – сказала Клара, ломая руки. – Вы должны найти ее как можно скорее... – Глаза старой леди наполнились слезами, и Холт порывисто обнял ее за плечи.
– Я найду Эйнджел, – клятвенно пообещал он. – Верьте мне! Я не успокоюсь, пока не верну ее, живую и невредимую! А если ее уже нет в живых...
На мгновение наступила тишина.
– Тогда что? – первой нарушила ее Клара.
– Если ее уже нет в живых, – тихо закончил Холт, – да поможет мне Бог найти того человека, кто это сделал, и тогда он тысячу раз пожалеет, что не умер раньше!
Она ползла медленно, выбиваясь из последних сил. Где-то впереди пробивался тоненький лучик света. Легкие горели от недостатка кислорода. Час за часом, дюйм за дюймом пробиралась она через завалы грунта и камней. Она не понимала, где находится, не помнила своего имени, не думала ни о чем, кроме желания выжить. Инстинкт самосохранения заставлял ее передвигаться в направлении света, все дальше и дальше от грозившей поглотить ее черной дыры туннеля.
Окровавленные пальцы, зацепившись за груду острых камней, соскользнули, и она почувствовала, как земля посыпалась прямо на нее, забиваясь в рот, нос, уши... Внезапно стена перед ней рухнула, и она увидела неяркое зимнее солнце.
Эйнджел жадно вдыхала благословенный холодный свежий воздух! Ее легкие все еще горели от пыли, которой она наглоталась. Вконец измученная, она уронила голову и потеряла сознание.
Когда несколько часов спустя Холт вместе с Жан-Клодом безуспешно бродили вокруг шахты в поисках хоть каких-нибудь следов Эйнджел, француз первым заметил золотистый локон, торчащий из-под кучи земли.
– Смотри! – закричал он, показывая в сторону едва видневшегося локона. Схватив фонарь, Холт вскарабкался на кучу камней и, отчаянно вскрикнув, отшвырнул в сторону фонарь и стал с лихорадочной поспешностью отбрасывать землю.
– Боже милосердный... Эйнджел... нет!
Душераздирающий вопль Холта эхом прокатился по всей шахте, когда он отрыл, наконец, свою жену и дрожащими руками стер с ее лица грязь.
Жан-Клод попробовал мягко отвести своего друга от ее, казалось, безжизненного тела.
– Слишком поздно, дружище...
– Нет! Не-е-т! – Холт в ярости вырвался из рук Жан-Клода. – Эйнджел, Эйнджел! О Боже, за что? – простонал он, раскачиваясь всем телом из стороны в сторону, и слезы градом покатились по его исхудавшему лицу.
– Прошу тебя, Мерфи...
Жан-Клоду было невыносимо больно смотреть на страдания друга, но он не стал вновь пытаться помешать обезумевшему от горя Холту.
Долгое время он оставался склоненным над телом Эйнджел. Потом с его губ сорвался страшный нечеловеческий вопль, и он, запрокинув назад голову, завыл почти по-волчьи, оплакивая единственную любимую. Волосы встали дыбом на голове у француза, когда он услышал этот страшный вой.
Однако спустя какое-то время Эйнджел, лежавшая в объятиях Холта, чуть шевельнулась, и оба друга замерли, уставившись на неподвижное лицо. Внезапно она едва слышно закашляла, потом еще и еще, теперь уже громче. Дико оглянувшись на Жан-Клода, Холт снова склонился над Эйнджел.
– Эйнджел, любимая, вернись ко мне! – взывал он.
– Свет... – едва слышно пролепетала Эйнджел. – Какой красивый...
– Нет, дорогая, не иди на этот свет, – взмолился Холт. По его щекам катились слезы. – Прислушайся ко мне, к моему голосу. Иди на мой голос, на голос человека, который любит тебя...
Так он продолжал умолять ее, уговаривать и даже бранить, пока она, наконец, не прошептала единственное слово, которое согрело его надеждой.
