Амелия в ответ только улыбнулась. Она не поверила Надин — нисколечко не поверила. Когда подруга ушла, Амелия закрыла дверь и взглянула на Лукаса:
— Она что, тоже шпионка?
— Что-о-о? — насмешливо фыркнул Лукас.
— Ведь она помогает переправлять сюда французские семьи, верно?
Улыбка исчезла с его лица.
— Амелия, Надин женщина, аристократка, которая пытается восстановить прежний образ жизни, обладая весьма ограниченными средствами. Я лишь проконсультировал ее по финансовым вопросам.
Амелия знала, что это была неправда. Если кто-то и нуждался в советах по поводу финансов, так это отец Надин.
— Ну разумеется, ты не смог отказать. Джек все еще здесь?
Во взгляде Лукаса мелькнуло раздражение.
— Он — в городе, и довольно об этом.
Амелия скрестила руки на груди.
— Оставаться здесь для него небезопасно?
— Да, весьма рискованно. — Лукас подошел к Амелии и взял ее за руку. — Ты явно чем-то расстроена — и это не из-за Надин или Джека.
— Я была права. Саймон — шпион, Лукас, и он в опасности.
Лукас побледнел. Но на его лице ясно отразилось недовольство, а не удивление.
— Лукас, я умоляю тебя помочь!
— Черт возьми, Амелия, почему ты не можешь оставить все как есть?
— А почему ты не удивился, что Саймон — шпион? Боже праведный, ты это знал!
Он вздохнул:
— Конечно же знал. Круг Уорлока узок, Амелия. Мы все знаем друг друга.
Она задрожала.
— А ты знаешь, что Саймон выдает себя за француза? — спросила Амелия.
Теперь наконец глаза брата изумленно округлились:
— Я вижу, ты этого не знал! А тебе известно, что он был в тюрьме во Франции? Знаешь ли ты о том, что, если французы заподозрят его в предательстве, он может оказаться там снова? — Она вдруг пришла в ярость. — Саймон должен встретиться с каким-то французом здесь, в городе, и передать ему ценную информацию о наших войсках! Я так боюсь за него!
Лукас схватил ее за руку, притягивая ближе.
— Ты слишком много знаешь. Мне жаль, Амелия, мне очень жаль, что дошло до этого.
Она вырвала руку, освобождаясь от его мертвой хватки.
— Забудь обо мне! Лучше скажи, как Саймону выйти из игры? Черт возьми, Лукас, у него есть дети, о которых нужно подумать!
— Уорлок его не отпустит. Думаю, в ближайшее время он вернется во Францию, где продолжит добывать ценные сведения, которые требуются нам, чтобы выиграть войну.
— Но ведь именно для этого французы отправили его сюда! И Уорлок выразился предельно ясно: он с превеликим удовольствием снабдит французов всевозможной информацией через Саймона! Разве ты не видишь, что Саймон попал в невероятно затруднительное положение? Ему грозит серьезная опасность!
Лукас возмутился:
— Проклятье! Ты предана ему даже сейчас!
— Это больше чем преданность. Мы — любовники, Лукас, и я ни за что не брошу его в беде! — гневно сверкнула глазами Амелия.
Лукас вспыхнул, не веря своим ушам.
Амелия с вызовом посмотрела на брата:
— Нам нужна твоя помощь, Лукас. Саймон не хочет заниматься шпионажем — я уверена в этом! Мы можем как-нибудь защитить его? Он может выйти из этих военных игр? Бедфорду ведь это удалось!
Лукас сурово взглянул на нее:
— Ты стала его любовницей. Выходит, ты недостаточно хороша, чтобы стать его женой?
— Ты несправедлив к нему! — воскликнула Амелия. И все же разве она сама не задавалась точно таким же вопросом?
— Только не говори мне о справедливости! Ты — чудесная женщина, ты стала бы идеальной женой, ты — не распутница. К тому же он вдовец. Он должен жениться на тебе, Амелия, — вне себя от бешенства, прорычал Лукас.
— Я не могу выйти за него замуж сейчас, при этих обстоятельствах. — Амелия солгала брату, ведь, будь ее воля, она немедленно пошла бы под венец с Саймоном. — Сейчас главное — найти для него способ выпутаться из этих интриг.
Немного помолчав, она горячо добавила:
— В следующий раз, когда Саймон будет встречаться с человеком по имени Марсель, он может уже никогда не вернуться домой!
— Гренвилла едва ли застигнут врасплох, Амелия. Он не менее умен и опасен, чем его враги, можешь мне поверить, — успокоил ее Лукас.
Потрясенная, она опустилась на диван.
— Я молюсь, чтобы ты был прав. Ты поможешь ему? Ты поможешь нам?
Лукас уселся рядом.
— Конечно, помогу, но я вне себя от ярости из-за вашей связи.
— Я люблю его. — Амелия беспомощно пожала плечами. — И я — уже не ребенок.
Он крепко сжал ее руку.
— Если бы ты была счастлива, я бы, возможно, отнесся к этому иначе.
— Когда я — с Саймоном и мы с ним дома, а войны словно не существует, я — на седьмом небе от счастья! Да, я счастлива, но я боюсь за Саймона, я всерьез опасаюсь за его жизнь. Лукас, я никогда не переставала любить его.
Брат вздохнул:
— Все это время я догадывался о твоих чувствах. — Явно сдаваясь, он снова стиснул ее ладонь. — Ты хотя бы осознаешь, что я должен быть убежден в самых благородных намерениях Гренвилла на твой счет?
— Его намерения благородны, — твердо сказала Амелия.
— Я не знал, что он был в тюрьме. Это беспокоит меня, ведь получается, что он уже попал под подозрение, будучи во Франции. Думаю, его французские друзья до сих пор следят за ним.
— От твоих слов мне легче не стало.
— Мне придется хорошенько подумать об этом. Саймон не может так просто уйти от своих французских хозяев. Я твердо усвоил одну вещь за время этой войны — французские республиканцы свирепы, как бешеные псы. Кто не с ними, тот против них. Врагам Республики уготована одна участь, и это — гильотина. Если республиканцы когда-либо узнают, что Гренвилл — один из нас, ему придется исчезнуть, Амелия, чтобы избежать их мести.
Она задрожала от ужаса:
— У него дети…
— Все семьи, сбежавшие из Франции, вынуждены скрываться даже здесь, в Великобритании, — пояснил он.
— Неужели ты думаешь, что граф Сент-Джаст может вот так просто взять детей и исчезнуть?
— Я думаю, что для человека столь высокого положения, как Сент-Джаст, это будет довольно трудно.
Тогда что же нам делать? — простонала Амелия.
— Возможно, мы просто не в состоянии будем что-либо предпринять. Ты, похоже, забываешь: если Гренвилл решит выйти из игры, Уорлок тоже станет его врагом. Он ни за что не отпустит такого ценного агента, как Гренвилл, по доброй воле — только после того, как Саймон перестанет представлять для него ценность.
На глаза Амелии навернулись слезы.
— Я не знаю, долго ли он сможет убеждать своих французских хозяев в собственной преданности, — прошептала она. — Боюсь, Саймон ступил на очень скользкую дорожку.
