Камал отшвырнул винтовку и прижал Арабеллу к себе. Она всхлипывала и цеплялась за него, словно пытаясь снова и снова убедиться, что не спит и не грезит. Он сорвал с нее бурнус и запустил руки в грязные волосы.
— Успокойся, — прошептал Камал, — больше нечего бояться.
Арабелла громко шмыгнула носом и призналась:
— Я возвращалась к тебе.
— Знаю.
— Ты спас меня.
— Да.
— Но я украла твою лошадь.
— Только потому, что я позволил.
Арабелла отстранилась и подняла заплаканное лицо.
— Не понимаю.
Камал пронзительно свистнул, и, к удивлению Арабеллы, откуда-то, точно по волшебству, появился Тимар.
— Но почему?
Камал снова привлек ее к себе.
— Я думал отыскать тебя гораздо скорее, но на каменистой почве почти незаметно следов, и вы были слишком далеко, чтобы он смог услышать свист. Я уже говорил, дорогая, что хочу немного побыть с тобой… наедине.
— Ты не собираешься… побить меня?
— Пока нет. Возможно, потом, но сначала нужно позаботиться о тебе. Ты голодна?
— О да!
— И грязна, как уличный мальчишка. Может, сначала искупаешься?
— Прости, что сожгла твой шатер. Камал горестно улыбнулся.
— По-видимому, я недооценил твою изобретательность. Но больше этого не случится. Дай мне слово, сердце мое, — попросил он, сжимая ладонями ее вымазанное лицо и легонько целуя кончик носа. — Обещай, что останешься со мной и не будешь больше сбегать, иначе меня постигнет преждевременная старость.
Арабелла, чуть вздрогнув, потерлась щекой о его руку.
— Обещаю.
— Я постарел лет на пять, не меньше, с тех пор как узнал тебя. И, кажется, должен благодарить Бога, что ты далеко не так грязна, как при первой встрече. — Он неохотно отпустил ее и выпрямился. — Иди купаться, пока еще светло. Я разобью лагерь и приготовлю ужин.
Арабелла, охваченная неожиданным смущением, застенчиво кивнула и, украдкой взглянув на мертвого льва, поежилась, припоминая только что пережитый ужас.
— Не волнуйся, — тихо пообещал он, проследив за ее взглядом. — Я оттащу льва подальше.
Арабелла выдавила улыбку и, пошатываясь, направилась к озеру. Усевшись на берегу, она размотала пыльные повязки на ногах.
— На что ты похожа, девочка моя, — вздохнула она.
— Верно, но зато у нас есть мыло.
Камал вручил ей душистый брусок и чистое полотенце и отошел. Примерно через час Арабелла, успевшая отмыться и даже прополоскать волосы, появилась у костра, надежно завернутая в большое полотенце. Камал к этому времени уже раздобыл где-то кролика и сейчас поджаривал его на вертеле; стреноженные кони мирно паслись, льва нигде не было видно, и неподалеку стоял маленький шатер.
При виде ее ошеломленного лица Камал улыбнулся:
— Ты считала меня ни на что не годным? Арабелла покачала головой и плотнее завернулась в полотенце. Камал поднялся, и девушка, стыдливо зарумянившись, отступила. Он нахмурился.
— Не бойся меня, сага.
— Я никого и ничего не боюсь, — бросила девушка, поджимая губы.
— И никогда не лги мне. Стоит тебе сказать неправду, и твой нос тут же краснеет! — И, не дав ей возможности ответить, добавил: — Я привез тебе одежду и расческу. Садись к огню. Не желаю, чтобы после всех моих трудов, ты подхватила насморк.
Камал вручил ей мягкий бархатный халат с длинными широкими рукавами.
— Обещаю не подсматривать, — лукаво усмехнулся он.
— Ты специально все это задумал? — спросила Арабелла, потянувшись за халатом.
— Не совсем это, — покачал головой Камал, жестом обводя лагерь. Он отвернулся, и Арабелла, поспешно скинув полотенце, натянула халат. Почему-то ей было не по себе. Отчего она чувствует себя такой уязвимой, стоит ей оказаться рядом с Камалом?
— Я больше ни за что не надену эти нелепые прозрачные шальвары! — вызывающе выпалила она.
Камал терпеливо улыбнулся.
— Как хочешь. Тебе так идет синий бархат. Садись поближе к огню и просуши волосы, — велел он, расстилая на земле шерстяные одеяла.
— А если пойдет дождь? — поддразнила Арабелла.
— Я накрою тебя своим телом, чтобы ты не промокла. Лицо Арабеллы вспыхнуло, и впервые она не нашлась с ответом.
Где лев: неожиданно спросила девушка, принимая протянутый кусок кролика. — Разве не опасно оставлять его труп так близко? Что, если запах привлечет других зверей?
— Я обо всем позаботился, — заверил Камал. — Съешь еще немного мяса.
Он не собирался объяснять, что велел своим людям отвезти льва в другой лагерь.
— Почему ты решила возвратиться, любимая? Арабелла снова залилась краской, сконфуженная и вопросом, и нежными словами.
— У меня не было ни воды, ни еды, ни оружия. Не настолько я глупа, чтобы пытаться выжить глуши.
— Ты совершила уже два блестящих побега, дорогая, но совершенно упустила при этом из виду, что нужно получше к ним готовиться.
— Я уже сказала, что не настолько глупа.
— Прости, что принудил тебя…
Не ожидавшая ничего подобного, Арабелла резко вскинула голову, невольно перебирая в памяти его жестокие, причиняющие мучительную боль выпады, свое безмерное унижение.
— У тебя поистине талант, Арабелла, доводить меня до крайности, — продолжал он после невыносимо долгого молчания. — Ты простишь меня?
— Я… ты сделал мне больно.
— Знаю и стыжусь этого.
— И ранил не только тело, но и… душу.
Камал осторожно вынул из ее пальцев кроличью кость, отбросил в кусты и придвинулся ближе к Арабелле. Она не отодвинулась, и он, глубоко вздохнув, уставился в невысокое пламя. Землю окутала темнота, и лишь звезды переливались в сине-черном небе.
— Однажды в детстве, — сказал он наконец, — я видел, как отец насиловал захваченную в набеге женщину. В тот момент он словно превратился в похотливого зверя. Остальные мужчины смеялись и подбадривали его, поскольку пленница была испанкой, неверной, и, следовательно, вообще не считалась человеком. Только Хамил покачал головой и оттащил меня прочь. Позже именно он объяснил мне, что мужчина не должен доказывать свою силу, мучая других, тех, кто слабее, даже если это всего лишь женщина. Я совсем забыл об этом случае до сегодняшнего дня. И вел себя как дикарь. Твоя напускная храбрость, дорогая, и проклятое упрямство заставили меня забыться.
— Я не виновата, сэр, в том, что ваш тонкий налет цивилизованности мгновенно слетает, как кожица с апельсина, стоит лишь притронуться.
— Нет, конечно, нет, — засмеялся Камал. — Ив следующий раз, когда ты снова разозлишь меня, я начну осыпать тебя ласками и поцелуями, пока ты не потеряешь голову и не отдашься мне сама, по доброй воле. А, ты опять краснеешь, Арабелла? Какое счастье, что ни один мужчина, кроме меня, не узнает глубин твоей страсти, и будь уверена, я никогда не позволю тебе это забыть!
