— Уже поздно, — резко сказал он, — и ты, должно быть, устала. Пора спать.
Но Арабелле было не до сна. Она смотрела, как Камал идет к шатру и опускает за собой занавеску. В ушах все еще звучало ошеломляющее признание. Девушка засыпала песком умирающий огонь, подхватила одеяла и медленно направилась к шатру. Внутри было темно.
— Камал…
— Что?
— Я принесла одеяла.
— Хорошо. В горах по ночам холодно. Они нам понадобятся.
Арабелла долго стояла, не шевелясь, пока глаза не привыкли к полумраку. Наконец она разглядела его силуэт. Камал лежал на спине, подложив руки под голову. Текли минуты, но Арабелла думала лишь о нем и сознавала, что лихорадочный стук сердца не унимается. Понимая, что Камал старается защитить ее от самой себя и собственных чувств, чувств, которые, как считал он, присущи ему одному, она все-таки снова окликнула:
— Камал?
— Что? — нетерпеливо, почти рассерженно отозвался он.
— Ты согреешь меня лучше одеял.
Почему она продолжает дразнить его, черт бы ее побрал!
Камал порывисто привстал, жалея, что не может отчетливо видеть ее лицо.
— Ложись и постарайся заснуть.
— Хорошо.
Она опустилась на меха, поближе к нему, так что он невольно прислушался к ее дыханию и, в конце концов, был вынужден повернуться на другой бок.
— Ты вправду любишь меня? — неожиданно спросила она.
— Нет, черт возьми! Я говорю всем своим женщинам именно то, что они хотят слышать!
Наступила гробовая тишина. Потом раздалось сдавленное рыдание. На щеке Камала задергалась жилка.
— Клянусь Аллахом, — процедил он, — ты решила окончательно лишить меня гордости?
— Нет, — прошептала она, всхлипнув.
— Прекрати плакать!
— Нет… не могу.
— Ты утверждала, что никогда не падаешь в обморок и не закатываешь истерик!
— Это не истерика! — выкрикнула она и заплакала еще громче.
Камал выпалил длинное арабское ругательство и рывком привлек ее к себе.
— Тише, родная, не плачь. Я не вынесу твоих слез. Он, сам не сознавая того, нежно погладил ее по голове и поцеловал в висок. Она слегка повернула голову, и его губы коснулись ее соленой щеки.
— Нет, любимая, — пробормотал он, прижимая ее к себе, — не плачь.
— Хорошо, — согласилась Арабелла, шмыгая носом. Камал улыбнулся, но тут же застыл, ощутив, как тонкие пальчики осторожно обводят контуры его лица.
— Камал, пожалуйста, люби меня.
— Но я не хочу делать тебе больно!
— Мое тело изнывает от одиночества.
Его рука словно сама собой скользнула в вырез халата и начала ласкать ее груди. Арабелла инстинктивно выгнулась и притянула его голову вниз. Прикосновение ее затвердевшего соска наполнило его исступленным желанием.
— Скажи мне, что делать. Я хочу подарить тебе такое же блаженство.
— Ощущать, как ты прижимаешься ко мне, слышать тихие стоны, пить твою сладость — большего наслаждения мне никто не может дать.
Но Арабелла не поверила и, чтобы доказать свою правоту, провела ладонью по его груди и животу. Камал шумно втянул в себя воздух, и Арабелла лукаво усмехнулась.
— Ты еще одет, — шепнула она, пытаясь развязать тесемку его шальвар. Камал тихо застонал и в мгновение ока сбросил с себя все, оставшись обнаженным. Ему казалось, что еще немного, и он потеряет рассудок. Она была такой теплой и нежной, что он затрепетал.
— Можно я тоже коснусь тебя? Тебе это понравится?
— Да, — с трудом выдавил он.
— Твое прекрасное тело… словно изваяно скульптором и так не похоже на мое.
— Благодарение Богу и Аллаху.
Но все шутки были тотчас забыты, когда ее пальцы сомкнулись вокруг его плоти, сначала нерешительно, потом, как только она почувствовала ответный трепет, все смелее. Камал снова застонал, поднимая бедра, и в самый последний момент схватил ее руку и отвел.
— Не спеши, иначе все слишком быстро кончится.
— Но мне совсем этого не хочется, — засмеялась Арабелла. Камал прижал ее к земле, раздвигая бедром стройные ноги.
— Вот как, миледи?
В эту минуту он понял, как безгранично ее доверие, как безоглядно отдается ему эта женщина, и, потершись щекой о камешек соска, положил руку ей на живот.
— Пожалуйста, поцелуй меня, — взмолилась Арабелла.
Камал поднял голову.
— Куда именно, дорогая? — И, приложив палец к разгоряченной щеке девушки, весело хмыкнул: — Кажется, твой нос опять покраснел?
— Хочу, чтобы ты целовал меня всю.
— В этом Арабелла, у нас всегда будет царить полнейшее согласие.
Его губы дразнили ее, терзали, соблазняли, пока ей не захотелось кричать и извиваться, чтобы освободиться от пульсирующего тепла внизу живота.
—Ты такая нежная и открытая, дорогая.
— Прошу тебя, Камал, — простонала она, вцепившись ему в волосы.
— Да, — выдохнул он.
Сейчас для Арабеллы не существовало ничего, кроме этого человека и наслаждения, которое он дарил ей. Она снова и снова умирала и возрождалась в его объятиях, парила в недосягаемой выси, издавая жалобные прерывистые крики, сливалась с возлюбленным в единое существо.
Потом они долго лежали молча, все еще соединенные, нежно, бережно целуя друг друга. Услышав свое имя из уст Камала, девушка пришла в себя и припала губами к его шее.
— Арабелла! Ты правду сказала?
— Да.
Камал на мгновение сжался, но Арабелла даже в темноте заметила, как блеснули его зубы в улыбке.
— А ты помнишь, что выкрикнула?
— Хочу… чтобы ты был еще… глубже. Камал стиснул ее так, что Арабелла взвизгнула.
— Я люблю тебя, — прошептала она и неожиданно поняла, что эти три простых слова сняли с ее плеч огромную тяжесть. — Люблю.
Камал, не выпуская Арабеллу, лег на спину, увлекая ее за собой.
— Я никогда не позволю вам забыть это, мадам, — сказал он, целуя ее.
— Камал, — спросила она немного погодя, наконец отдышавшись, — почему ты любишь меня?
— Потому что ты ведьма и околдовала меня. Арабелла долго молчала, прежде чем пробормотать:
— Знаешь, я не всегда бываю милой и славной.
— Верно, но зато никогда меня не утомляешь и не даешь скучать.
— Вот как.
Она прильнула к нему всем телом и с восторгом почувствовала, как его отвердевшая плоть упирается ей в живот.
— Я заставлю вас жестоко страдать, сэр, если честно не признаетесь во всем!
Его руки скользнули по ее волосам, опустились ниже, стали терзать бедра.
— Потому что ты так чертовски искренна, — выдохнул он. — И преданна.
Арабелла спрятала лицо у него на груди.
— Что нам теперь делать? — прерывисто прошептала она.
— Поговорим об этом утром, — предложил он, продолжая ласкать ее.