Она засмеялась:
– Ну я ведь не китаянка!
– Это не важно. Знаете, Ада, есть одно стихотворение:
Далекий колокол, на лодках – фонари,
Лиловый вечер – нестерпимо длинный.
Опять не спать сегодня до зари,
Смотреть на крыши пагоды вдали
И вспоминать черты моей любимой.
Ада отмахнулась:
– Не говорите ерунды! Вы не бросите ради меня жену и дело – это деньги, в конце концов!
– Когда-нибудь вы поймете, что все это можно с радостью променять на… – Даниэль не договорил.
– Даже аэроплан? – подзадоривала Ада.
– Хотите, я подарю его вам? Я научу вас летать. – Даниэль взял ее за руку. – Знаете, что такое свобода? Это возможность улететь оттуда, где вас ничто не держит.
Она нахмурилась:
– Ой, да перестаньте!
– Я завтра оформлю на вас дарственную.
– И ничего не потребуете взамен?
– Ничего. Только дождитесь моего возвращения – я скоро уеду по делам.
– Вы или врун, каких свет не видывал, либо совсем из ума выжили.
Даниэль поцеловал ее ладонь:
– Я выжил из ума. И очень доволен этим.
Глава 52
1
Полковник Лазарев оказался настоящей находкой для Нины. В темных подворотнях, в диких углах он отыскивал бывших белогвардейцев: голодных, потерявших всякую надежду. На заброшенной ткацкой фабрике он устроил учебный лагерь: здесь отрабатывали приемы рукопашного боя. В цеху, приспособленном под тир, с утра до вечера гремела стрельба.
– Если риск высок, клиент не должен выезжать из дому без сопровождения двух бронированных автомобилей с охраной, – объяснял Лазарев новичкам. – Когда клиент прибывает на место, охрана выстраивается в шеренгу и образует живой коридор – от автомобиля до крыльца. Особо следует опасаться членов Зеленой банды и других преступных групп. Бандиты любят тайные знаки и всевозможные ритуалы – это их слабое место. Если человек заламывает шляпу на одну сторону – это плохой знак. Или закатывает рукава шелкового халата и выставляет манжеты. Внимательный телохранитель всегда заметит китайца, который обмахивается веером необычным способом или по-особому двигает папиросу на губе.
Лазарев был офицером старой закалки: он относился к Нине с галантностью хорошо воспитанного человека. Но с ним можно было разговаривать лишь наедине: при посторонних он цепенел, замыкался и смотрел поверх Нининой головы. Мысль о том, что им командует женщина, была для него непереносима.
О своем доме, жене и сыне он никогда не упоминал, приглашения прийти в гости отклонял вежливо, но неуклонно.
Нина слегка презирала его за старомодность и неумение приспосабливаться. Разве не мог он сам учредить охранное агентство? Тут ни особых денег, ни особого ума не надо. Но он предпочел скоблить кожи на китайском заводе. Впрочем, ей как раз требовался человек, который будет держать в кулаке ее охранное воинство и не полезет в конторские дела.
Лазарев был одним из самых активных деятелей русской эмиграции в Шанхае. Он все время кому-то помогал, что-то организовывал, но эта часть его жизни была скрыта от Нины. Она не интересовалась подробностями, а Лазарев не пытался привлекать ее к своим бесконечным заседаниям, сборам пожертвований и празднованиям годовщин.
Забастовка была на руку Нине. Китайские купцы боялись как разгулявшейся черни, так и иностранных солдат и охотно нанимали телохранителей. Русские не были для них врагами вроде японцев и англосаксов, и в то же время они не могли принадлежать к Зеленой банде, от которой в Шанхае не было спасения: один раз попадешь на крючок к Большеухому Ду – будешь всю жизнь на него работать.
Дела охранного агентства настолько поглотили Нину, что она вовсе забросила студию. Теперь там правила Бинбин. Она посоветовала Нине снять новое помещение во Французской концессии и выкупить у иезуитов Го и остальных художников.
Бинбин полдня проводила на съемочной площадке, а потом до ночи сидела в студии. Как Нина и думала, другие издатели передрали ее идею, лишь только обнаружили, что календари с китайскими красавицами в модных платьях хорошо разошлись в прошлом году. Бинбин опасалась, что к ноябрю распространителей завалят подделками. Выход был только один: рисовать знаменитых актрис и подписывать с ними контракты, чтобы они позировали лишь для ее студии. Но барышни быстро смекнули, что на их услуги есть спрос, и подняли цены.
Бинбин просила у Нины денег:
– Если мы им не заплатим, это сделают другие!
Нина сомневалась: охранное агентство приносило ей стабильный доход, а от студии прибыль была грошовой. Бог его знает, окупятся ли расходы на актрис… Конкуренты возьмут и нарисуют их по фотографии. Судиться с ними бесполезно, в таких делах надо либо бандитов звать на помощь, либо заставлять своих охранников выкручивать руки. На это Нина не могла пойти.
Бросать студию на произвол судьбы она тоже не хотела – это значило бы, что Хью Уайер ее победил. Нина понимала, что он и думать забыл о ней – у него своих бед по горло, но последнее слово должно было остаться за ней.
Дела Уайеров были плохи: клиентами их страховой фирмы являлись английские экспортно-импортные компании. Именно они больше всех пострадали от забастовки, и, чтобы компенсировать потери, они одновременно потребовали выплаты страховых сумм.
Кроме того, Генеральный профсоюз настойчиво добивался наказания Хью как человека, ответственного за гибель студентов. Китайцы весь город обклеили плакатами: «Смерть преступникам: комиссару полиции Макэуэну, его заместителю Уайеру и инспектору Эверсону, отдавшему приказ о расстреле!»
Нина с упоением следила за ходом событий. Казнить Уайера, конечно, не казнят, даже не посадят, но так просто он не отделается. При этом в день трагедии его вообще не было в участке – он ездил на охоту. Но кого в Шанхае волнуют вопросы вины?
Верно, Хью первый раз в жизни оказался в ситуации, когда его обвиняли в том, чего он не совершал.
2
Нина почти забыла, как это восхитительно, когда тебя обнимает любящий мужчина, когда утром под одеялом натыкаешься на его руку и тихонько гладишь ее – просто так. Она приподнималась на локте, смотрела на спящего Клима. Густая бровь. Под закрытым веком быстро двигается зрачок. Горько-сладкая нежность.
Примирение с Климом было неожиданным. Нина так мечтала о Даниэле Бернаре – всего несколько дней назад, – а теперь она дотрагивалась до жестких волос Клима – легко-легко, только подушечками пальцев, – и каждый раз по нервам пробегал горячий разряд – а-ах!
Было в этом что-то животное, земное, но Нина настолько истерзала себя сложными чувствами, что ей хотелось именно простоты. Встретились два человека без прошлого и будущего и стали жить вместе, потому что им хорошо друг с другом здесь и сейчас.
Они как будто существовали в пузырьке воздуха, куда не было доступа никаким явлениям внешнего мира. Впервые за много лет Нина ощутила покой – пусть временный, пусть незаслуженный.
О Даниэле она старалась не думать. Он слишком больно ранил ее гордость; она слишком напугалась, когда их почти застали на месте преступления.
Единственное, что Нина себе позволила, – это расспросить Клима об Аде. Даниэль отзывался о ней пренебрежительно, но что-то не давало Нине покоя, как будто эта девушка могла ей угрожать.
– Расскажи мне о ней, – попросила она Клима. – Вы почти два с половиной года спали в одной комнате, неужели между вами не вспыхнула искра?
Он рассмеялся:
– Это еще что! Однажды я целую неделю спал на артиллерийских снарядах – и тоже, представь себе, обошлось без искр.
Когда Ада приходила фотографироваться, Нина тайком подглядывала за ней в приоткрытую дверь. Ей показалось, что она похожа на «Девочку на шаре» работы Пикассо. Худенькая, изломанная до неестественности, в волосах нищенский цветочек. Она не ожидала от Даниэля подобной безвкусицы.
