– Господи, хотел бы я оказаться на его месте и получить такую награду за свои злодеяния!
– Нет, Барис. Если бы он был чудовищем, поверь, я бы знала об этом.
Он едва сдерживал гнев.
– Почему ты защищаешь его, Шана? Почему ты остаешься с ним, в то время как могла бы пойти со мной? К черту Бастарда и всех остальных! Пропади они пропадом! Пойдем со мной, Шана.
Он Привлек ее к себе и наклонил голову.
– Барис, выслушай меня, – мягко воскликнула она, вырвавшись из его объятий и уклонившись от поцелуя. – Я не могу уйти от Торна… У меня будет от него ребенок!
Принцесса ощутила горячую боль в горле. Только сейчас она поняла то, что говорило ей ее тело все эти дни.
Воздух со свистом вырвался у него из груди. Барис весь выпрямился. Даже в темноте Шана почувствовала, каким грубым стал его взгляд.
– Он принудил тебя, да? – рыцарь был почти уверен в этом. – Да, конечно, он принудил тебя…
Девушка судорожно сглотнула, но ее голос не дрогнул.
– Нет, Барис. О, я не хочу сделать тебе больно, но Торн никогда не принуждал меня. Ни разу этого не было без моего желания.
Наконец, он понял… Он потерял ее, она принадлежала Бастарду. Барис отпустил ее, испытывая мучительную боль. Наступило бесконечно долгое молчание, и только вдалеке было слышно, как жужжали насекомые, и вздыхал ветер над верхушками деревьев. Наконец она услышала его голос.
– Ты любишь его.
Это не был вопрос. Это было заявление, поразившее принцессу, словно удар молнии. Ее глаза широко раскрылись, но возражение, которое готово было сорваться с ее губ, так и не прозвучало.
Время остановилось, когда Шана попробовала разобраться в своем вероломном сердце.
– Да, – прошептала она, и теперь уже знала, что это правда.
Слезы обожгли ей щеки, так как она остро почувствовала его боль, словно эта боль была и ее.
– Барис, пожалуйста, не презирай меня! Вы с Торном очень похожи. Вы будете сражаться за то, что вам нужно, за то, во что верите, будете сражаться до конца. – Она нежно коснулась его щеки. – Ты сделал так, как считал правильным для себя и для своего народа. Но теперь я должна поступить так, как считаю верным.
Что-то похожее на улыбку промелькнуло у него на губах.
– Тогда я желаю тебе счастья, принцесса. – Он обхватил руками ее голову, гладя большим пальцем ее мягкие губы. – Помни меня.
Это было все, что сказал Барис. Он повернулся и пошел. И исчез в темноте.
Шана призналась во всем на следующее утро.
В замке царил шум и гам, когда спустя некоторое время приехал сэр Джеффри. Он в ярости приказал ей запереться в комнате и не показываться на глаза, пока не вернется Торн, чтобы разобраться с ней. Джеффри был очень сердит, но его гнев казался ничем по сравнению с тем, что можно было ожидать от Торна.
Только сэр Квентин не обращался с ней так, словно она была женой Сатаны. Он не злился и принес ей ужин. Он сидел и, ждал, пока она ела, хотя Шана совсем потеряла аппетит и скорее играла с едой, чем ужинала.
Торн вернулся через два дня. Шана осторожно выглядывала из окна башни и увидела, что он стоял во дворе крепости с сэром Джеффри и лордом Ньюбери. Не трудно было догадаться, о чем они говорили. Через секунду Торн быстрым шагом уже шел по направлению к башне.
Шана даже не пыталась разглядеть выражение его лица, так как в этом не было необходимости. Она только что уселась на стул с низкой спинкой перед камином, когда он как ураган ворвался в их комнату.
Дверь с силой хлопнула, когда он вошел, и девушка вскочила на ноги. Несмотря на то, что она готовила себя к этому разговору, Шана ни о чем не могла думать. У нее все содрогалось внутри.
Его фигура заслонила дверной проем. Он был таким темным и зловещим, что, казалось, воздух накалился от его присутствия. И хотя между ними оставалось довольно много пространства, Шана почувствовала страх, словно перед ней лежала змея. И даже если бы от этого зависела ее жизнь, она не могла бы пошевелиться.
– У меня только один вопрос, принцесса. Вы действительно действовали в одиночку? Или вы опять прикрываете сэра Грифина?
Каждое его слово как молоток обрушивалось ей на голову. Принцесса старалась держаться уверенно и собиралась с мужеством.
– Это сделала я, – медленно сказала она. – Я одна, Торн.
И только позже она поняла ту мертвую тишину, которая воцарилась в комнате после ее слов. Эту тишину нужно было понимать как предупреждение. В мгновение ока граф оказался рядом с Шаной. Безжалостные руки схватили ее, и признание было встречено грубой бранью.
– Ты, идиотка, ты понимаешь, что наделала?
– Да! Я спасла человеку жизнь! – горячо ответила Шана.
– И обрекла других на смерть! Или ты хочешь, чтобы эта война продолжалась вечно?
– А что ты от меня ожидал? Казнь Дракона должна была совершиться после вашего прибытия, милорд! Бариса должны были повесить, или вы собираетесь отрицать это?
Ее пауза была молчаливым обвинением. Шана внезапно ощутила такую же горечь, как и Торн.
– А теперь я спрошу вас, милорд. Вы могли бы предотвратить его казнь? Или нет, лучше другой вопрос… Вы бы захотели предотвратить это?
Его губы сжались в сплошную жесткую линию.
– Это не в моей власти. Король…
– Ах, да, ведь вы всегда должны выполнять волю короля. Это ведь ваш долг. Жаль, что у вас нет долга по отношению ко мне, ведь я не только женщина, но еще и ваша жена!
– Но еще и жена! – он скривил губы. Граф недооценил ее дважды, и вот теперь еще раз. Торн снова рассердился. – Миледи, вы убеждали меня, что вы слабая и беззащитная! В действительности же вы даже не удосужились подумать о том, имеете ли вы право выпустить пленника короля и не заплатить за это! Вы и вправду настолько глупы, или верите, что, поскольку вы принцесса Уэльская, можете делать все, что пожелаете?
Шана была поражена, что он может так глубоко ее ранить. От огорчения и обиды она бросила ему в ослеплении:
– Это вы глупец, милорд, если подумали, что я буду смотреть, как повесят Бариса! Я никогда не смогла бы жить на свете, если бы я была такая жестокая! Если вы человек, который не смеет изменить своему долгу, то вы, кажется, очень немного знаете о преданности и верности других! Король властен, обвенчать меня с англичанином, но он не имеет права распоряжаться моей порядочностью!
Торн так сжал челюсти, что, у него заломило зубы. Ему было совершенно ясно, в чем заключалась ее порядочность, и кому всегда принадлежало ее сердце.
– А я-то подумал, что вы изменились. Но вы по-прежнему такая же эгоистичная, как и всегда, принцесса. Вы смеете говорить мне о порядочности, но мне кажется, что вы сами о ней не так уж и много знаете. У вас больше не будет необходимости терпеть меня, а мне – вас. Так и будет! Ей-богу, с этого дня мы не будем вместе!
