– «Мой уважаемый лейтенант Айвз так прекраснб владеет языком! Опять-таки с его разрешения я поделюсь с тобой теми словами, которые он использует для столь наглядного описания этих каньонов: гигантские пропасти, колоссальные разломы и трещины столь глубокие, что взглядом не достать до дна».
Джеффри разжал руку. Джульетта завороженно смотрела, как он согнул локоть и трясущимися пальцами стиснул свой кельтский талисман. Ей стало больно до тошноты: теперь она потеряла своего возлюбленного!
Джульетта понимала это с такой ясностью, какая приходила к ней всего несколько раз в жизни: когда она смотрела, как новорожденный жеребенок с трудом становится на свои долговязые ножки, и осознала, что Бог существует; когда почувствовала, как под ее рукой перестало биться сердце Дэниеля, и поняла, что муж мертв; когда смотрела, как Джеффри д'Арбанвиль посвящает в рыцари ее горожан, и осознала, что любит его.
Он уже сейчас казался Джульетте отчужденным и решительным: мужчина, которому надо завершить дело. Он больше не играл в рыцарство и освоение новых земель. Да, она его потеряла – и ей казалось, что она умрет от этой невыносимой муки.
– Вы говорили, что у вас есть рисунок, леди Эббот. И карта.
Джульетте мучительно хотелось бы не слышать радостной напряженности слов Джеффри, не чувствовать, как он напрягся, словно готовясь вскочить и отобрать у миссис Эббот ее бумаги.
– Вы не дали мне закончить, Джеффри. – Миссис Эббот укоризненно нахмурилась. – Но раз уж вам так не терпится – да, Герман прислал мне то, что назвал предварительным наброском, который выполнил некая знаменитость – Хайнрих Меллхаузен, кажется, или кто-то в этом роде. Можете взглянуть.
Она порылась в своих бумажках и достала выполненный тушью рисунок, который так и не отдала Джеффри вруки. Уродливые горные пики уходили воблака. Художник был настолько талантлив, что могло почудиться, будто действительно падаешь с обрыва в какой-то бездонный черный провал, зияющий у их подножия.
Джульетте показалось, что на рисунке изображена сама смерть, видение ада.
– А карта? – не успокаивался Джеффри.
– Да, и карта.
– Я должен получить эту карту.
– Ничего вы не должны! – Миссис Эббот ярко покраснела. – Я не отдам ни единой вещи из тех, что мне присылает мой сын Герман. Но я позволю Бину Тайлеру сделать для вас копию. У него рука хорошая.
– Вы очень щедры, леди Эббот. Но нельзя ли мне на минутку взглянуть на нее? Я хорошо запоминаю местность.
Джеффри отошел от Джульетты, даже не взглянув в ее сторону. Ее бок, который согревало его тело, моментально замерз – и холод проник в самое сердце.
Джеффри поднес карту к свече и пригнулся, чтобы получше рассмотреть изображение в ее неверном свете. Он нетерпеливо заправил прядь длинных волос за ухо, так что Джульетта заметила темные тени у него под глазами и мрачную сосредоточенность, с которой он изучал карту.
В ответ на повелительный взмах его руки и несколько отрывистых слов, непонятных Джульетте, к нему поспешно подошел Хромой Селезень. Они начали изучать карту вместе, а потом по очереди принялись показывать направления. По возбужденным жестам Джеффри и утвердительному хрюканью Хромого Селезня было ясно, что в тайнах карты они разобрались.
В это мгновение Джеффри повернулся и посмотрел на Джульетту, и она прибавила еще один пункт к перечню того, что знала абсолютно точно: никогда еще она не видела, чтобы чьи-нибудь глаза выдавали такую невыразимую печаль.
– Не уходи! – чуть слышно прошептала она. Возможно, он ее не услышал – это должно было навсегда остаться для Джульетты тайной, потому что в это мгновение Ребекка Уилкокс воскликнула:
– Господи, да ведь уже полночь! Нам пора домой. Джозайя, Робби!
Полночь. Джеффри нашел то, что ему было нужно, как раз в тот момент, когда Джульетта почувствовала себя свободной от своего обещания верить ему.
Он продолжал смотреть на нее, в одной руке сжимая карту, а в другой – свою кельтскую подвеску. Джульетта знала, что он видит ее страх и отчаяние. Словно принесшееся из прошлого эхо, она услышала священные слова, которые он произнес во время церемонии посвящения в рыцари. «L'ordene de chevalerie». Рыцарь должен предпочитать смерть бесчестью. Данное рыцарем слово взять назад невозможно.
Джеффри поклялся вернуться обратно сквозь время, вручить талисман той, кому он предназначался, и исправить давно совершенное зло – пусть даже при этом сам он умрет. Он намерен броситься в пропасть, рядом с которой испытывали страх даже ловкие мулы, где даже закаленные солдаты чувствовали себя летучими мышами, цепляющимися за ненадежную балку.
– Не уходи! – повторила Джульетта. Ей противно было его умолять, но сдержаться не было сил. Джеффри оторвал от нее свой взгляд и перевел его на талисман, словно его примитивный узор дарил ему силы.
Джульетта не помнила, как огромным усилием воли заставила себя встать и присоединиться к уходящим горожанам. Если бы только Джеффри сделал какой-нибудь знак, чтобы она осталась! Если бы… если бы он попросил ее, она каким-то образом смогла бы преодолеть свой почти парализующий страх и отправиться с ним.
Но он даже не посмотрел в ее сторону.
Она была благодарна тому, что со всех сторон окружена горожанами, которые увлекали ее за собой, проталкиваясь через двери крепости Джеффри.
Джульетта знала, что у Джеффри не было припасов. Даже человек с его феноменальной силой вынужден будет лечь отдохнуть после тех трудов, которых потребовал от него предыдущий день. Она ощущала в нем смертельную усталость: несомненно, как только толпа разошлась, он сразу же лег.
Или, может быть, Джеффри провел ночь так же, как и Джульетта: время от времени проваливаясь в беспокойную дремоту, преследуемый душевными муками.
Он не сможет уйти, не поговорив с нею. Он такого не сделает. Рыцарь никогда не уезжает, не попрощавшись со своей дамой… если только он не чувствует, что больше никогда ее не увидит.
Джульетта раз десять отгоняла от себя эту мысль – и всякий раз вставала, чтобы попытаться разглядеть в темноте его крепость из дерна.
При первых проблесках рассвета она надела свое голубое платье, даже не проверив, правильно ли застегнуты все пуговицы. Пытаясь отыскать пояс к нему, она вспомнила, что отдала его Джеффри, и сочла это добрым знаком. Он поклялся его вернуть – значит, он не уедет, не позаботившись о том, чтобы она получила его обратно. Поспешно проведя щеткой по волосам, она кое-как заколола их и тут услышала у себя во дворе знакомое ржание Ариона.
