В следующее мгновение появился и лорд Лайл, такой же грязный.
– Сэр! – завопил он. – Дядя!
Батшеба вздохнула и остановилась. Ратборн тоже застыл как вкопанный.
– Мама, – едва слышно прошептала Оливия. – Мы нашли клад!
Клад оказался небольшим сундуком, изрядно облепленным грязью; Примерно восемь футов в длину и по девять дюймов в высоту и в ширину.
Его принес на террасу один из садовых рабочих, которому было поручено помогать в раскопках. Члены семьи и гости с замиранием сердца наблюдали, как другой садовый рабочий принялся осторожно счищать грязь. Но Перегрин тут же забрал щетку и взял дело в свои руки. Он работал методично и так осторожно, словно сундук мог оказаться хрустальным. Руки заметно дрожали от волнения.
На самом деле ящик был сделан из дерева и обит кожей, которая держалась на медных заклепках.
Выяснилось, что он надежно заперт.
– Придется распилить, – вынес вердикт Перегрин. – Или взломать крышку. Дерево старое и скорее всего основательно подгнило. Должно хватить одного хорошего удара.
– Подожди. – Оливия опустилась на колени и с видом знатока осмотрела ржавый замок. – Может подойти обычный ключ, – заключила она. – Или можно попробовать открыть шпилькой. Замки, как правило, не слишком сложны.
Бенедикт склонился к Батшебе.
– Она и замки умеет взламывать? – шепотом поинтересовался он.
– Как ты думаешь, почему я так стремилась переехать в приличный квартал? Она успела научиться слишком многому.
Оливия тем временем безуспешно пыталась открыть замок шпильками.
– Попробуйте вот это, мисс. – Лорд Харгейт протянул перочинный нож.
Она придирчиво осмотрела инструмент.
– Лезвие может испортиться.
– Его нетрудно снова наточить.
Бенедикт встретился с янтарным взглядом отца и даже прищурился от неожиданности. Не может быть! Ему, должно быть, почудилось! Лорд Харгейт никогда не подмигивал!
Оливия покрутила нож в руке, а потом применила одновременно и его, и шпильку.
Замок громко щелкнул и открылся.
Специалистка по замкам глубоко вздохнула и осторожно подняла крышку.
Под ней оказались тряпки. Оливия вынула верхнюю и осторожно положила рядом. Потом еще одну…
– Старая одежда, – печально произнес Перегрин. – Какая досада! С какой стати… – Он не договорил и затаил дыхание.
Все вокруг тоже напряженно смолкли.
Под тряпками что-то сверкнуло.
Медленно, осторожно, стараясь не совершать липших движений, Оливия сняла последнее истлевшее укрытие.
И вот пораженным взорам открылось чудесное сияние: переливы красного и желтого, зеленого и синего, серебристого и золотого. В предвечернем солнце сверкали монеты, камни, кольца, цепи и медали.
– Ну-ну, – ворчливо произнес лорд Мандевилл. – Не зря же я советовал не терять присутствия духа..
Перегрин наклонился и заглянул в ящик.
– Невероятно! Неужели это все настоящее?
Оливия достала кольцо с огромным рубином и придирчиво осмотрела. Поскребла желтый металл ногтем. Попробовала на зуб.
– Настоящее, – заключила она с видом опытного оценщика.
Сияющими глазами посмотрела на мать.
– Настоящее, мама. Настоящий клад. Сокровище. Я знала, что найду его. Теперь ты станешь самой прекрасной и богатой леди.
Синий взгляд обратился к лорду Мандевиллу.
– Ведь это все мамино, правда? Вы так сказали? Повторите, пожалуйста, свои слова, а то она заставит меня отдать драгоценности вам.
– В таком случае позвольте заявить при всех свидетелях, – провозгласил лорд Мандевилл. – Вы, мисс Оливия Уингейт, прямой потомок Эдмунда Делюси. Вместе со своим… э-э… спутником вы не побоялись рисковать и выдержали серьезные трудности и испытания. И даже не побоялись тяжкого труда, отважившись копать собственными руками. Вы нашли клад. Все содержимое сундука по праву принадлежит вам и только вам, и вы вольны распоряжаться драгоценностями по собственному усмотрению.
Бенедикт обвел взглядом присутствующих. Лорд и леди Мандевилл. Лорд и леди Нортвик. Лорд Харгейт. Питер Делюси. Батшеба. Дети. Садовые рабочие. Несколько слуг здесь, неподалеку. Остальные столпились у окон и внимательно наблюдают за происходящим.
Сцены уместны в театре.
Виконт снова посмотрел на отца. Лорд Харгейт все еще наблюдал за Оливией, но сейчас на его лице появилось то выражение, которое он не мог не узнать.
Конечно, лорд Харгейт никогда не выставлял напоказ мыслей и чувств, но Бенедикт слишком хорошо понимал отца, а потому не мог ошибиться.
То же самое выражение присутствовало на лице его сиятельства на свадьбе Алистэра.
Его же можно было заметить и в тот день, когда Руперт привез из Египта свою будущую жену.
Точнее всего это выражение лица можно было определить словом «триумф».
И в прошлый, и в позапрошлый раз Бенедикт хорошо понимал причину и смысл горделивого довольства. Вопреки всем и всяческим препятствиям, к огромному облегчению графа, непутевые младшие сыновья женились на вполне подходящих девушках с более чем подходящим состоянием.
Но на этот раз лорд Ратборн растерялся: он впервые не мог понять, чем именно удовлетворен отец.
Пока Оливия отмокала в ванне, а горничная соскребала с нее несколько дюймов земли и грязи, Батшеба отправилась разыскивать лорда Харгейта, чтобы сказать, что в конечном итоге сможет обойтись без обещанных двадцати фунтов. Заодно она собиралась успокоить графа относительно судьбы старшего сына.
Слуги сказали, что лорд скорее всего уединился в готических руинах, расположенных на восточном берегу озера. Руины эти, возведенные в прошлом веке, были призваны придать парку меланхоличный вид и пробудить поэтические чувства.
Батшеба серьезно сомневалась в склонности лорда Харгейта к поэзии, но полагала, что для меланхолии у него имелось немало основательных поводов.
Она нашла графа созерцающим полуразрушенную оружейную башенку. Впрочем, он оказался не настолько погружен в размышления, чтобы не услышать ее шагов.
Лорд Харгейт повернулся и кивнул.
– Миссис Уингейт, – констатировал он без тени удивления. Впрочем, как известно, достойный джентльмен слыл признанным мастером скрывать истинные чувства под непроницаемой маской. – Полагаю, вы явились, чтобы сообщить, что освободили моего сына из сетей неотразимого обаяния и что вскоре избавите всех нас от своего великолепного присутствия.
Батшеба остановилась.
– Да, так оно и есть.
Она спокойно и сдержанно рассказала, что дала Ратборну две недели на размышления.
Известие тоже не вызвало заметной реакции.
– Уверена, что за две недели вам и другим членам семьи удастся объяснить ему ошибку.
