– Возможно, это позволит им узнать, каков ты на самом деле! – мрачно проговорил он.
Бертрам судорожно вздохнул.
– Пожалуйста! – Бертрам молитвенно сложил на груди руки. – Я ничего ей не сделал! Прошу вас, позвольте им уйти.
Один из мальчиков захныкал.
Аластер отошел в сторону, освобождая путь к двери.
– Уведите их! – бросил он.
Старший мальчуган вскочил на ноги и убежал. Но младший остался, его подбородок напрягся, а упрямый взгляд напомнил Аластеру Оливию. Он ощутил от этого физическую боль, словно его ударили, ведь, наверное, именно так она смотрела на Бертрама, когда была ребенком.
– Я тебя не оставлю! – сказал мальчик отцу, который не заслуживал подобной верности.
Бертрам это тоже понимал.
– Уходи немедленно! – сердито велел он. Схватив сына, Бертрам стащил его с диванчика и подтолкнул по ковру к двери.
– Это все из-за той леди, да? – Мальчик повернулся, чтобы посмотреть на Аластера, каштановый чуб упал ему на глаза. – Из-за нее сорвалась наша поездка!
– Какой леди? – резко спросил герцог.
Бертрам выразительно посмотрел на него.
– Не втягивайте в это дело ребенка, – попросил он.
– Попросите его объяснить, что он имеет в виду, – угрюмо проговорил Марвик.
Бертрам задержался около двери, при этом каждая линия его тела говорила о нежелании делать это. Наконец он встал между герцогом и сыном, опустился на колени и спросил:
– Какая леди? Когда ты ее видел?
Мальчик быстро перевел взгляд с отца на Марвика и обратно.
– Мама сказала, что это из-за нее мы не смогли сегодня поехать в Хоутон. Но мистер Мур объяснил, что мы должны о ней позаботиться. – Мальчик шепотом добавил: – Мама просила ничего тебе не говорить.
Бертрам очень ласково пригладил волосы сына.
– Все в порядке, – сказал он. Но, закрыв за ребенком дверь, он на миг прижался к ней лбом, прежде чем повернуться. – Я понятия об этом не имел, – начал было он, но Аластер перебил его.
– Мне ужасно хочется вас убить. Мне казалось, я сдержал это желание, когда мы встречались в клубе. Но потом я узнал, что вы подсылали к ней убийцу, чтобы тот задушил ее.
Бертрам отошел от двери.
– Господи, да вы же бредите! Я никогда руки на нее не поднимал! Я никогда не…
– Ну да, вы просто оправляли к ней своего человека – как, вероятно, и сегодня. – Аластер прицелился и, похоже, его зрение свелось в одну точку, потому что все, что он видел, – это лживые, налитые кровью глаза Бертрама. – Очень жаль, что я не выстрелю, – тихо проговорил он. – Но за это вы мне скажете, где она.
– Мур! Мур – не мой человек! – Бертрам провел руками по волосам. – Он никогда мне не служил! Он с моей женой… – Его руки упали. Его невидящий, полный паники взгляд пробежал по комнате. – С моей женой… – повторил он. И посмотрел на Аластера. – Я знаю, где она. Пойдемте! Пойдемте со мной, наконец!
* * *
Оливия открыла глаза. Комната плясала перед ее взором, стулья качались из стороны в сторону, ковер падал с потолка. Ее веки снова опустились. В голове стучало. Оливия чувствовала, что сердце скачет в ее груди, как испуганный кролик.
Однако она почему-то не боялась.
Оливия снова открыла глаза. Набрала полную грудь воздуха, который показался ей жидким огнем. Мур хотел задушить ее. Каждый раз, приходя в себя, Оливия испытывала удивление, однако у него был очевидный талант к этому, хотя, возможно, он просто не рассчитывал силы: он уже четыре раза душил ее, она теряла сознание, но ему не удалось убить ее.
Правда, она не давала Муру ответ на вопрос, который он ей задавал:
– Где регистрационная книга? – спрашивал он.
Оливия заметила, что в комнате царит полумрак. Точнее, она надеялась на то, что это полумрак, потому что, кажется, он не повредил ей глаза. Но голова болела ужасно, и Оливия не знала, от чего. Ее воспоминания были какие-то спутанные. Сколько времени она уже сидит на этом стуле со связанными за спиной руками? Она попыталась пошевелить ими. Кровь болезненно заколола ее пальцы.
– Где он? – Заскрипев, стул упал на пол. Мур приблизился к ней. Быть может, у него никогда не было шансов стать душителем. Однако с виду казалось, что он рожден для этого: коротенький, приземистый, мускулистый, с седыми волосами, липшими к его квадратной голове. Глаза у него были бесцветно-серыми.
Оливия не глупа. Она смотрела на него и ничего не отвечала.
Опустившись перед нею на колени, Мур больно сжал ее подбородок, словно хотел приструнить непослушную собаку. Оливии совсем не нравилось видеть его так близко перед собой. У него была гладкая, почти без морщин кожа, составлявшая странный контраст с седыми волосами. Оливия закрыла глаза.
Он крепче сжал ее подбородок. От боли в горле начало зарождаться рыдание, но Оливия сдержала его. Она оцепенела. Это было странно – так странно, что она уже перестала бояться.
– Не глупи, детка.
Оливия расслышала в голосе Мура удивление. Он – животное, ему известен запах страха, но и его отсутствие он тоже чует. Он понимал ее не лучше, чем она сама.
– Ты хочешь умереть?
Оливия промолчала. На улице зазвенел колокольчик, звон которого напоминал сигнал тревоги для прохожих, когда по улице вели на рынок животных. Они не могут быть в Мейфэре. Скот по таким районам не водят.
Мур отпустил ее.
– Ты такая же, как твой отец. – Он презрительно ухмыльнулся. – Глупая, исключительно глупая.
Оливии пришла в голову настолько странная мысль, что она не смогла сдержать ее в себе.
– Я совсем не такая, как он, – просипела она.
– Глупая! – заорал Мур. – Скотина чертова! Она не должна была выходить за него замуж!
Оливия едва не улыбнулась.
– В этом я с вами согласна.
Мур ударил ее.
Перед глазами Оливии вспыхнули искры, ее стул начал опрокидываться. Но руки Мура вцепились ей в запястья, и он вернул стул в прежнее положение до того, как тот упал.
Они смотрели друг на друга. Оливия думала о пистолете, который однажды был у нее. Будь он с ней сейчас, она убила бы Мура. Что сказал Аластер? Она не должна испытывать стыда за кровь этого человека на своих руках.
– Ни к чему быть такой дурой, – медленно произнес он. – Ты говоришь мне, где держишь регистрационную книгу, отдаешь ее мне и можешь идти.
Он действительно считает ее идиоткой.
– Ей все равно, что с тобой будет потом, – добавил он.
Оливия безуспешно попыталась сглотнуть. Но слюны во рту не осталось, рот пересох, как песок в пустыне.
Поморщившись, Мур встал и направился в другой конец комнаты, чтобы налить себе стакан воды. Его тело было крепко сбитым, а шаги – аккуратными, спортивными. Невозможно был определить его возраст – может, он представлял из себя реинкарнацию дьявола.
