– Мы потеряли двух волов, – сообщила ему Эмери. Ей было неловко. Больше всего ей хотелось упасть к нему на грудь, но вместо этого приходилось говорить какие-то малозначащие фразы, будто они были чужими людьми.
Как раз в тот момент, когда она придумывала очередную фразу, подошел Бен Колт. Он смотрел исподлобья и дотронулся до ее руки с таким видом, будто она была его собственностью.
– Эмеральда, пошли. Я должен тебе кое-что сказать. Эмери неохотно повернулась к нему.
– Мартин умер, – сказал он коротко.
– Что? Умер?
– Да, умер в повозке. Как я полагаю, он был мертв уже несколько часов. Когда мы остановились, его мать пошла дать ему воды и увидела, что он мертв.
– Но ведь он сказал, что хорошо себя чувствует! Ему всего восемнадцать лет! – Эмери не могла примириться с тем, что произошло. Несправедливость судьбы бесила ее.
– Успокойся, – холодно сказал Бен. – Не хватает только женских истерик. Мальчик умер потому, что ему суждено было умереть. Неужели ты думаешь, что я не сделал всего, что мог сделать? Я тебе уже говорил: врач может немногое. Людям свойственно верить в чудо. А врач отнюдь не чудотворец, он может то, что может.
Бен повернулся к ней спиной и пошел к стаду Эмеральда последовала за ним.
Они похоронили Мартина при свете масляной лампы. Решено было оставить тело здесь, у горячих ключей, так как везти дальше не имело смысла. Здесь он по крайней мере будет лежать у памятного места, а не посреди пустыни прямо у караванного маршрута.
Эмеральда стояла вместе с остальными. Темное небо над их головами подсвечивала желто-белая луна. Ноги ее дрожали от усталости, а мысли перескакивали от одного к другому.
Повернись все иначе, попади Мартину нужная карта, и он мог бы стать ее мужем. И вот теперь он умер. Будет ли ему одиноко здесь, когда они уйдут, оставив его в компании пауков и ящериц? Или, может быть, другой караван, заметив крест, сделает короткую остановку и помянет душу покойного?
Голос папаши Вандербуша дрожал, когда он читал какой-то отрывок из черной Библии его жены Гертруды. Странно, но никто не попросил Билла Колфакса отслужить заупокойную. Эмеральда не могла бы точно ответить, почему. Возможно, потому, что всем было стыдно за свадебный фарс, куда они ее втянули. Все стояли, опустив глаза в землю, сухую и безжизненную.
Марта Ригни стояла неестественно прямо, словно изваяние, сложив руки на животе, с опухшими глазами. Саул стоял рядом с женой. Усталость и горе заострили черты его лица, и оно казалось вырезанным из дерева. Тринадцатилетний Боб Ригни смотрел на завернутое в одеяло тело брата так, будто готов был кого-то ударить.
Труди всхлипывала. Позади всех стоял Мэйс, но он смотрел не на тело, а на звезды, будто видел там, в вышине, нечто такое, чего не могли видеть остальные.
После молитвы папаша Вандербуш и несколько добровольцев принялись собирать камни, чтобы засыпать тело: земля была такой твердой, что закопать его было невозможно. Саул сколотил грубый крест из дощечек, а Боб выцарапал на нем скупую надпись: «Мартин Ригни, восемнадцать лет, умер здесь».
Послышался стук камней, ударяющихся друг о друга или, что еще ужаснее, о что-то мягкое. Труди закричала, но Марта осталась стоять неподвижно, сухими глазами глядя на то, как камни покрывают тело сына.
Бен взял Эмеральду за руку.
– Пойдем, – сказал он, – нам надо идти.
– Я… Я не могу уйти. Я должна побыть одна, пожалуйста! – Она оттолкнула его руку.
– Эмеральда!
Но она, приподняв юбку, устремилась в темноту, из светового круга лампы, прочь от всех остальных, от повозок.
Она остановилась, задохнувшись от бега, и упала на колени. Слезы полились как-то сразу, рыдания сдавливали горло.
Чарлз, Маргарет, Оррин… теперь Мартин, все, все…
Услышав шаги, Эмери напряглась.
– Эмеральда?
– Мэйс! – Она вскочила на ноги.
Он подошел к ней, зажав в руке шляпу. Глаза его и зубы блестели в неверном лунном свете.
– Что ты делаешь, скажи, ради Бога, ненормальная! Ты что, хочешь потеряться в этой пустыне? Разве ты не знаешь, что мы уходим?
Он схватил ее за руку и гневно рванул. Она уперлась ногами в землю, сопротивляясь.
– Да, конечно, – закричала она, – забросали Мартина камнями за пять минут, и снова в путь?! Оставили его лежать на земле, как те… как те обглоданные скелеты, которые мы видели на пути!
– Эмеральда, милая, пойми, что нам по-другому нельзя. Ты хочешь, чтобы мы все погибли? Чтобы некому было даже прочитать молитву над нашими телами?
– Нет, я… – Эмеральда почувствовала, как подступает к горлу горячий ком желчи. Она рванулась от Мэйса. И тут ее начало рвать.
Он поддерживал ее, не давая упасть. Наконец она выпрямилась. Ее пошатывало, ей хотелось плакать от унижения. Мэйс все еще придерживал ее, и она чувствовала, что, если он отпустит ее, она упадет прямо на землю.
– Все в порядке, моя хорошая?
– Я… думаю, что да.
– Тогда возьми вот это и вытри губы. Он не слишком чистый, но лучше, чем ничего. – Мэйс достал из кармана большой шейный платок, которым часто закрывал рот и нос, защищая легкие от пыли. – Вытри, – приказал он.
Она повиновалась. Платок пах пустыней и Мэйсом.
– Благодарю тебя, – прошептала она.
– Вот так лучше, а сейчас пора возвращаться. Твой муж уже, наверное, ищет тебя.
– Мой муж.
– Да. Ты, кажется, забыла о нем? – Мэйс горько рассмеялся и повел ее к повозкам.
И они продолжили путь. Эмери по-прежнему шла рядом с Босси, чтобы не выпускать корову из вида. Казалось, что остановки у горячих источников вовсе не было, не было и смерти Мартина, не было Мэйса, обнимающего ее… Между тем Босси все слабела и слабела.
Эмеральде казалось, что ноги ее больше ей не принадлежат. Они перестали ей повиноваться. В любую минуту она могла упасть прямо на камни, прямо на скелет погибшего вола, на песчаную дюну. Но если она упадет, то подняться больше не сможет. Надо идти, надо идти, тупо повторяла она себе.
– Эмеральда, не смей падать! – закричал Бен, пригрозив ей плетью, будто она была одним из ослабевших волов.
Она посмотрела на него, слишком измученная, чтобы отвечать.
– Я сказал, иди! Нечего падать на меня! И в повозке ты не поедешь, как бы ты ни устала.
– Я не прошу везти меня в повозке.
– Можешь и не пытаться.
Бен снова поднял плеть. В лунном свете Эмери видела кровь на спинах волов.
– У них спины кровоточат, – прошептала она пересохшими губами.
– Ничем не могу помочь. Мы должны идти. И они это знают, как и я. Если тебе претит это зрелище, можешь не смотреть.
– Ладно.
Эмери больше не чувствовала себя человеком. Тупо, без мыслей шла она вперед, таща за собой корову. И снова звуки ударов преследовали ее. Их было много, слишком много. Все эмигранты хлестали своих волов.
