— К тому же, мадам, — добавил Флорис, умевший лгать не краснея, — русские в большинстве своем почитают поляков за доблесть и сожалеют, что войны разделили два дружественных народа.
Королева благодарно улыбнулась и, повернувшись к герцогине де Люин, сказала:
— Вы слышали слова этих господ, милая Плутовка? Король не хочет мне верить, но я права, убеждая его, что в России поляков любят и чтут так же, как и во всей Европе.
Флорис с Адрианом уставились в пол, чтобы не выдать себя неуместной улыбкой.
Голос королевы вернул их в Версаль.
— Вы должны составить нам партию в фараон, господин граф и господин шевалье. Приходите сегодня вечером, и мы поговорим о моей дорогой Польше! — сказала Мария Лещинская и слегка склонила голову. Церемония завершилась. Флорис с Адрианом откланялись и вышли. Их сразу же окружила толпа придворных, жаждавших завязать с ними знакомство. Все решили, что к этим юношам, которых столь благосклонно приняли их величества, нужно отнестись со всем вниманием. Ришелье с улыбкой шепнул Флорису:
— Лгунишка, я уверен, что в России поляков терпеть не могут!
Флорис в ответ тоже улыбнулся: он уже успел полюбить герцога, который столько для них сделал. Луиза де Майи, подойдя к братьям, воскликнула:
— Граф, шевалье, вы были великолепны!
Придворные понимающе переглянулись. Загадка разъяснилась: Вильнев-Карамей — друзья королевской любовницы. Сомнений не оставалось: с этими юношами следовало дружить. Маркиз де Вильпай также подошел к ним и лукаво промолвил:
— Черт возьми, шевалье, здесь чувствуешь себя куда уютнее, чем на Новом мосту.
Флорис расхохотался.
— Всегда к вашим услугам, — воскликнул он, — готов фехтовать с вами в любом месте, господин маркиз.
Очень красивая и несколько жеманная молодая дама, приблизившись в свою очередь к Флорису, промолвила восхищенно:
— Ваш камзол божественно хорош, шевалье. Я просто млею от этого цвета «какашек дофина».
Флорис взглянул на Ришелье с некоторой тревогой: выражение «какашки дофина» казалось ему непозволительно дерзким. Но Ришелье улыбнулся даме, носившей имя мадам де Бламениль, и с поклоном ответил:
— Этот оттенок, гэспожа бэронесса, выбрал ваш покорный слуга вместе с господином шевалье де Вильневом.
Флорис также улыбнулся баронессе де Бламениль — он на глазах превращался в настоящего придворного.
Баронесса, подойдя еще ближе, шепнула Флорису:
— Приходите ко мне сегодня вечером.
И баронесса со смехом удалилась, ибо Флорис застыл в изумлении, пораженный столь быстрой победой. Ришелье тихо вымолвил:
— Ну, мой юный друг, вы не теряете времени даром.
Флорис улыбнулся. Юность пьянила его: он был счастлив тем, что ему шестнадцать лет и что он находится при дворе Людовика Желанного. Здесь царили самые красивые женщины мира, и Флорису казалось, что лишь теперь он начинает жить по-настоящему. Уже на следующее утро, несколько утомленный пылкостью мадам де Бламениль, Флорис вместе с Адрианом приступил к исполнению обязанностей придворного. Он быстро понял, что Ришелье не преувеличивал, говоря, что жизнь в Версале состоит не из одних удовольствий. В шесть часов утра их разбудили Федор с Ли Каном и Грегуаром. Верные слуги ухитрились раздобыть где-то по чашке бульона, а затем братья, как и весь двор, спустились в гостиную «Бычий глаз», дабы ожидать там пробуждения короля. Когда закончилась утренняя церемония, они отправились вслед за монархом в часовню, а оттуда в апартаменты королевы. Потом пришлось бежать со всех ног к кабинету Совета и вновь ждать, ибо король каждый день совещался там со своими министрами и старым кардиналом де Флери. Затем Флорис с Адрианом сопровождали короля во время прогулки и на охоте, а вечером вновь отправились в гостиную «Бычий глаз», чтобы присутствовать при церемонии отхода ко сну, произошло же это очень поздно. Дни шли за днями в раз и навсегда установленном порядке, и братьям уже казалось, что иначе не бывает. На людях король обращался к ним с холодноватой любезностью, но к себе в дальний кабинет больше не приглашал. Юноши были немного удивлены этим, но пользовались свободой, дабы приобщиться ко всем наслаждениям придворной жизни. Женщины падали им в объятия с непостижимой легкостью, и за братьями Вильнев-Карамей вскоре укрепилась слава ловеласов и обольстителей.
Иногда Флорис с Адрианом ускользали из дворца и галопом мчались в монастырь урсулинок в Пуасси. Сопровождали их верные спутники. Под умиленным взором сестер юноши играли и забавлялись с Батистиной и ее любимой подружкой Жанной-Антуанеттой Пуассон. Жоржа-Альбера обычно брали с собой: он стал любимцем добрых монахинь, которые закармливали его конфетами и пирожными. Для Батистины же встреча с братьями была отдушиной в монотонной монастырской жизни. Хотя она очень привязалась к Жанне-Антуанетте, но все эти уроки и наставления сестер так невыносимо скучны.
— Увези меня с собой, Флорис, — просила Батистина брата.
— Но, дорогая, ты слишком мала! Когда вырастешь, мы представим тебя ко двору.
Батистина вздохнула.
— Я так несчастна, когда тебя нет рядом! А сестры на меня наводят тоску: держаться надо прямо, есть аккуратно, делать то, не делать это… иначе, говорят они, я не стану хорошо воспитанной барышней. Заставляют меня приседать и танцевать с девчонками! Скука смертная. Я хотела бы уехать в Мортфонтен, чтобы опять кидать кинжалы с Ли Каном или стрелять с Федором из пистолета.
При виде таких воинственных наклонностей Ли Кан с Федором горделиво переглянулись: маленькая барышня ни в чем не уступала братьям.
— Потерпи, Голубая Стрекоза, — сказал, щурясь, Ли Кан. — Тебе надо немного подрасти в доме этих старых дочерей Будды, под присмотром Здравой Мудрости, а потом ты приедешь к нам, во дворец Солнцеликого Султана.
Элиза тут же вмешалась:
— Вы просто неисправимы! Как можно называть короля Солнцеликим Султаном! Если об этом донесут его величеству, вам несдобровать!
— Но, Здравая Мудрость, — возразил Ли Кан с низким поклоном, — Солнцеликий Султан прекрасно об этом знает. Он сильно смеялся.
— Когда же ты видел короля, Ли Кан? — в изумлении спросил Флорис.
— Когда выводил обезьянку в парк, Майский Цветок. Там я встретил Солнцеликого Султана, и мы с ним долго разговаривали, — величественно произнес Ли Кан.
— О, Ли Кан, — вскричала Батистина, — расскажи мне о короле.
И Ли Кан поведал девочке, что у Солнцеликого Султана огненный взор, и лик его блистает, подобно звезде, а голосом напоминает он князя тьмы. Батистина и ее подружка слушали китайца, раскрыв рот; глаза у них горели от восхищения. Внезапно Флорис почувствовал себя уязвленным и прервал Ли Кана, предложив Батистине одну из любимых игр. Батистина, кинувшись Флорису на шею, со смехом выкрикнула:
