— Нет, нет! — Велем сразу вспомнил разговор с Веледаром. — Не хватало еще, чтобы ты мне сестрой на самом деле оказалась!
— Этого никак не может быть. — Заряла даже удивилась. — Я на батюшку родного была похожа, как горошина из того же стручка. Разве что деды нашалили… Я не об этом. Но сейчас рано говорить. Вот родится сын…
Тут она запнулась и быстро опустила глаза. По себе она знала, что свадебные пожелания насчет «встать втроем» уже сбылись, хотя никому пока об этом не говорила. А ведь Даргала предрекла ей еще кое-что. Дочь, слишком похожую на дядю по матери! Она, дура, тогда мельком вспомнила своего собственного вуя, Радко Чадогостича, и пожалела будущую дочку: вуй Радко красавцем не был. А теперь сообразила. Ведь если Велем ей как бы брат, то ее дочери именно он и будет «дядей по матери». А на самом деле…
Заряла даже прижала пальцы ко рту, будто боясь нечаянно сболтнуть то, что ему, быть может, знать и не надо. Не догадался бы сам… Но нет. Где уж мужику уследить за всеми намеками и умолчаниями женщины! Он понимает только то, что ему говорят вслух и в самых простых словах. Судя по задумчивому лицу Велема, его мысли бродили где-то совсем в других краях.
— Ну, дайте боги… — проговорил он. — Думаешь, поладишь… с ним?
— Да. — Заряла кивнула, опустила глаза, а потом порывисто бросилась ему на шею, благо в клети никого больше не было. — Ты мне как отец родной, и брат, и все на свете! Я тебя всю жизнь любить буду, никогда не забуду, что ты сделал для меня. Но раз не судьба, надо как-то мне свое счастье искать. Мое не хуже прочих будет. Уж всяко лучше, чем у девок наших, которых к козарам увезли.
— Поклон князю Аскольду! — с насмешкой сказал Станила, провожая Велема. — Счастья ему и удачи. Не знаю, где он свою долю найдет, а я ни о чем не жалею. С готовой Огнедевой любой дурак жить сможет, а я сам себе богиню создам.
Он широко ухмыльнулся и отошел, махнул рукой: в добрый путь, мол! Велем поклонился на прощание, с более искренним расположением, чем когда бы то ни было. «Князь Станислав, конечно, чудо, а не человек. Может, я еще ему обязан, — думал Велем, глядя на стоящую, на берегу рослую фигуру с лохматой медвединой на плечах и с золоченым топориком за поясом, которая постепенно удалялась от него. — Может, это не моя, а его удача дала мне на поле победить. Боги хотели его, а не меня, от позора спасти. Иначе как это все объяснить?»
Велем недаром был сыном Милорады и внуком самой Радогневы Любшанки. Он умел объяснить многое из того, что простым невеждам кажется необъяснимым. Но благодаря этой же наследственной мудрости он знал, что еще больше на белом свете такого, чего объяснить нельзя вовсе.
За пару дней пути Дивляна почти успокоилась. Лодьи, подняв белые паруса, будто лебединые крылья, резво бежали вниз по Сожу, и чем дальше они углублялись в земли радимичей, тем меньше она опасалась, что Станила будет их преследовать. Белотур говорил, что они успеют добраться до Гомья,[41] города, где живет князь Заберислав, даже раньше, чем Станила, вероятно, приедет к Числомерь-горе. А собственный тесть его не выдаст. В этом Белотур был твердо уверен, поскольку знал горячую любовь Заберислава к старшей дочери, ждавшей в его киевском доме.
На земле, носившей имя древнего князя Радима, проживали словены из разных мест, в том числе с Дунай-реки, та же голядь, в разной степени перемешавшаяся со словенами. Сож в среднем течении сделался широкой полноводной рекой, еще поднявшейся после начала осенних дождей. Берега его покрывали густые леса, полные разным зверьем: прямо с лодьи Дивляна видела бобровые шалашики, лосей, выходивших к реке напиться, кабанов, а однажды во время стоянки заметила, как на сосне мелькнула рыжая молния-рысь. Здешние места славились обилием диких пчел и бортевых деревьев: мед и воск, наряду с мехами, были одними из главных товаров, которые купцы увозили отсюда на Десну и Семь. Однажды, отойдя в лесок, Дивляна нечаянно ступила в темную, липкую лужу, разлившуюся у корней дерева; не понимая, что это такое, она закричала с перепугу, и к ней тут же подскочил Ждан Бориполкович — подумал, что девушка наступила на змею или встретила медведя. Увидев, в чем дело, он расхохотался: это был всего лишь мед, переполнивший дупло и вытекший наземь!
— А я думала, что медовые реки только в Светлом Ирии текут! — говорила изумленная Дивляна, пока голядка Снегуле, которую Белотур приставил к ней для услуг, пыталась оттереть с ее черевья липкие пятна. — Может, мы уже в Ирий заплыли?
Ирий не Ирий, но до чудес Закрадного мира тут и впрямь было недалеко. В городке Кричеве, где ночевали в первый раз, местный старейшина с гордостью показал гостям диво-дивное: исполинские рога, длиной вдвое более чем в рост Белотура каждый, толщиной с его же бедро, изогнутые чуть ли не в кольцо, коричневато-желтые снаружи и гладко-белые на срезе. Дивляна и Снегуле даже взвизгнули, когда впервые их увидели, чем доставили кричанам большое удовольствие. Эти рога прадед нынешних хозяев нашел в земле, когда половодье подмыло берег Сожа, и о том, какие чудовища их носили, тут ходило множество преданий.
О том, кто она такая, в Кричеве никто не спросил, и Дивляна была этому рада. Гостеприимные хозяева знали Белотура — зятя князя Заберислава, поэтому принимали его с почтением и радушием и предложили переночевать в избе старейшины, выделив лавку с хорошей периной. Промокнув и намерзнувшись за время пути под моросящим дождем, Дивляна была рада, что можно отдохнуть в избе, где уже начали топить печь и где было несравнимо теплее, чем в постылом шатре, пропахшем вечно влажной кожей и шерстью.
Убедившись, что ей придется в эту ночь делить давку с самим Белотуром, Дивляна смутилась. Как же? Она ведь невеста, причем вовсе не его…
— Делать нечего, — шепнул на ухо Белотур, пригнув ее голову к своему плечу. — Иначе я не смогу тебя в избе устроить. Как я им скажу, кто ты?
И она сообразила, как они выглядят со стороны. Не имея лишних построек для гостей, кричане могли предоставить лежанку только воеводе — и одной из его пленниц, если он пожелает положить ее с собой! Как это будет выглядеть, если он устроит на хорошей лежанке свою робу, а сам ляжет на полу? А сказать, кто она такая на самом деле, никак нельзя: и Станила еще слишком близко, да и к чести ее это путешествие среди чужих мужчин не послужит.
Дивляна огляделась. Хозяйская семья готовилась ко сну, старуха возилась на большом ларе, сам старейшина с молодой младшей женой легли за занавеской, а старая жена, уже занимавшаяся только скотом и хозяйством, забралась на полати к детям. Горела одна лучина, и при ее свете Дивляна заметила, что старший хозяйский сын, отрок лет шестнадцати, смотрит на нее, жадно разглядывая незнакомую девушку, такую стройную и красивую. Восхищение и желание в его темных в полутьме глазах было, а почтения — нет. Вот ведь свезло киянину! — единственное, о чем он сейчас думал. И в самом деле! Теперь, даже стыдно сказать, что она — дочь ладожского воеводы, Огнедева! Да поверят ли ей? Где ее родня, где дружина, где приданое и челядь? Остались на Числомерь-горе. А без них она уже не Дивомила Домагостевна и не Огнедева — а так, непонятно какого бору ягода.
