К концу дня силы генерала либералов Эскобедо в беспорядке отступили по всей линии, потеряв тысячи человек. Благодаря чудесам бесстрашия принца Сальма, заслужившего восхищение даже своих врагов, сторонники императора на этот раз вышли победителями.
— Оставайтесь на своих укрепленных позициях, — мрачно сказал Эль Леон своим людям, думая, что, если их атакуют сейчас, это будет крах — нерегулярные войска всегда готовы перейти на сторону противника при первом же намеке на поражение. Дальше естественным действием императора будет наступление на Сан-Луис-Потоси.
К счастью для хуаристов, у них было время прийти в себя и укрепить позиции. Сами советники Максимилиана, не доверяя иностранному принцу, которому завидовали люди вроде Мигеля Лопеса, отвергли настоятельный совет принца выбить деморализованных либералов с их позиций на холмах. Максимилиан участвовал в сражении и дрался с бесшабашной храбростью вместе со своими солдатами. Даже монахини и простые горожане помогали защищать город.
Воодушевленные этой победой, следующие две недели войска Максимилиана оставались в укрепленном Керетаро, продолжая отражать атаки и делая многочисленные успешные вылазки. Это время для Аманды тянулось мучительно долго. Она жила как одна из женщин, следующих за армией; ей приходилось готовить на костре и спать в хижине или вообще под открытым небом. Soldaderas, женщины, сопровождавшие своих мужей или возлюбленных и привыкшие к такой жизни, показали ей, как готовить еду и стирать одежду на скале в не слишком чистой воде. Ничто из ее жизненного опыта не подготовило Аманду к такому существованию; даже во время жизни в горном лагере и в путешествии с Рафаэлем все было иначе. Тогда всегда находился город, где они могли остановиться, а теперь они сами были городом. Даже грохот выстрелов и взрывы снарядов стали для нее привычными.
Рафаэля часто отсылали из лагеря для сбора информации, и он оставлял Рамона приглядывать за Амандой и ребенком. Рамон помогал Аманде держаться в те моменты, когда ей казалось, что она вот-вот сойдет с ума из-за холодного равнодушия Рафаэля.
— Почему? — спрашивала Аманда, но Рамон только качал головой, обещая, что однажды Эль Леон поговорите ней.
— Сеньора, сейчас у него просто нет времени. Позже он даст вам ответ.
— Хотела бы я верить в это, Рамон, — устало пробормотала Аманда. — Может быть, тогда я могла бы надеяться.
Армия императора все еще держалась, но к концу марта хуаристов стало почти сорок тысяч, и вся эта армада растянулась тонкой линией по холмам.
— Узнай, что происходит в городе, — приказал Эль Леону генерал Эскобедо. В очередной раз Рафаэль поручил Аманду заботам Рамона, замаскировался и проскользнул на вражескую территорию в Керетаро.
По крайней мере на этот раз он попрощался, размышляла Аманда, глядя, как Рафаэль вскочил в седло и пришпорил коня. Последние недели они провели в наспех возведенной хижине, которую делили с четырьмя другими людьми из армии генерала Эскобедо. Не самые подходящие условия для уединения, но хотела ли она на самом деле еще одной конфронтации с Рафаэлем прямо сейчас? Вряд ли. А он?
Неужели он больше ничего не чувствует к ней? Рафаэль даже не захотел разговаривать об аннуляции брака с Фелипе, объясняя, что сейчас не время и не место для таких разговоров. Аманда понимала, что он хочет избежать этой темы сколь возможно долго, но не сможет же это продолжаться вечно? Однажды ему придется столкнуться с этим вопросом вплотную, и Аманда одновременно и ждала этого дня, и боялась.
Время шло, наполненное часами стирки одежды на плоском камне и растиранием кукурузы в муку для лепешек. Иногда по вечерам Аманда падала на одеяло, служившее ей постелью, и засыпала мгновенно, глубоким сном без сновидений, который всегда казался ей слишком коротким.
Потеплело. Ночи становились короче, а дни длиннее, и иногда женщины собирались вокруг огромного костра в центре лагеря. Кто-то из стариков приносил скрипку, другой — побитую трубу или гитару, и музыка крестьянских танцев возносилась к усыпанному звездами небу.
— Давайте посмотрим на североамериканские танцы, — однажды вечером язвительно предложила одна из женщин. — Я слышала, что Аманда прежде танцевала для императора.
Все тут же замолкли, Аманда просто посмотрела на женщину, не говоря ни слова. Мало кто плохо относился к ней, потому что она, как и все, делала свою долю работы, но все же среди женщин, устало сидевших у огня, прошел какой-то шепоток.
— Ах, Маргарита, — наконец произнесла одна из них, — не будь такой вредной. Североамериканка не сделала тебе ничего плохого.
Пожав плечами, Маргарита ответила:
— А я и не говорила, что сделала, Кармен. Я просто предложила, чтобы она станцевала для нас так, как танцевала для австрийца. Ни у кого из нас не было возможности танцевать в великолепных залах Мехико.
— Я танцевала не одна, — холодно заметила Аманда, — а сегодня вечером здесь, похоже, не хватает партнеров. Думаете, я не умею танцевать ваши танцы, сеньора? Поэтому вы намеренно изводите меня? Разумеется, я не могу показать танец во всей красе, зато выучила фигуры достаточно хорошо.
— Тогда потанцуй со мной, — донесся голос из темноты за кругом света от костра, и все затихли, когда Рафаэль вышел из тени. Он сделал знак рукой, и старики начали играть — сначала нерешительно, потом увереннее.
Аманда встала с каменистой земли и пошла к нему; ее синие глаза, сияющие, как сапфиры, встретились с его взглядом. Она плыла, и все вокруг нее как будто растворилось, когда Аманда взяла протянутую руку Рафаэля, все еще глядя в его львиные глаза, светящиеся насмешкой. Неужели он думал, что она не посмеет танцевать с ним?
Босая, без нижних юбок под тонкой хлопчатобумажной юбкой, Аманда начала танцевать; ее ноги сами вспоминали ритм и движения. Все, о чем она могла думать, все, что она осознавала, был Рафаэль — в танце его красивое лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее лица. Темп танца убыстрялся, и ее босые ноги энергичнее взбивали пыль на каменистой земле.
Она танцевала с Рафаэлем так близко, что ее грудь под свободной рубашкой почти касалась его груди, и воспоминания о той давно прошедшей ночи в Лос-Аламосе вспыхивали в голове Аманды. Только сегодня все было по-другому. Сегодня она танцевала более уверенно, зная фигуры танца и ритм. А вот Рафаэль… Любит ли он ее или все еще уверен, что она неверна ему?
Каблуки Рафаэля ритмично стучали по земле; он танцевал с небрежной легкостью и грацией, читая в глазах Аманды любовь и неуверенность. Он не знал, чему верить, и был не в силах выбрать между гневом и мучительным желанием, а это заставляло его злиться на самого себя. Как мог он позволить этой хрупкой женщине так сильно влиять на его жизнь? С того момента как он помог ей сойти с лошади той ночью в горах над Монтерреем, Аманда постоянно присутствовала в его мыслях, вторгаясь в его жизнь, и он, должно быть, сошел с ума, приведя ее с собой из Керетаро. Ему следовало оставить ее в городе с Лопесом, вместо того чтобы гоняться за ней как влюбленный мальчишка.
