Его боевой пыл угас при виде ее слез. Ему непереносима была мысль, что она так переживает из-за него. Ралстон отодвинул в сторону доктора и обхватил ладонями ее лицо, не обращая внимания на боль в руке. Он притянул ее к себе и твердо произнес:
— Я не собираюсь умирать, Калли. Это всего лишь царапина.
Его слова, в точности повторение тех, что она сказала ему несколько недель назад в фехтовальном клубе, вызвали у нее слабую улыбку.
— Откуда тебе известно, что это?
Ралстон улыбнулся и нежно поцеловал ее, забыв обо всех присутствующих.
— Вот что, моя императрица. У нас теперь будут совершенно одинаковые шрамы. — Вновь слезы подступили к ее глазам, она с опаской посмотрела на его рану, а он повторил: — Я не умру, милая. Еще очень и очень долго.
Калли подняла бровь — жест, который она позаимствовала у него.
— Даже не могу в это поверить, Гейбриел. Похоже, ты не слишком искусный стрелок.
Ралстон, прищурившись, бросил сердитый взгляд на брата, когда тот хихикнул над словами Калли, затем вновь повернулся к ней.
— Запомни, Кальпурния: я великолепный стрелок, если только мне не приходится переживать, что ты можешь попасть под пули.
— С чего бы переживать за меня? Это ведь ты участвовал в дуэли!
Потерявший терпение хирург приступил к осмотру раны, и Ралстон поморщился.
— Милорд, — обратился к нему доктор, когда Ралстон зашипел от боли. — Боюсь, мне придется извлечь пулю. Это причинит вам некоторое неудобство.
Ралстон кивнул доктору, который уже доставал из своего саквояжа зловещего вида инструменты, готовясь к процедуре.
Калли нервно посмотрела на инструменты:
— Вы уверены, что хотите сделать это прямо здесь, доктор? Возможно, нам следует отправиться в какое-нибудь другое место... не столь живописное?
— Это место ничем не хуже, миледи, — любезно ответил доктор. — И это не первая пуля, которую мне приходится извлекать на этом самом поле, и, уверен, не последняя.
— Понятно, — ответила Калли, и по ее тону было ясно, что на самом деле она мало что поняла.
Ралстон коснулся ее руки. Когда он заговорил, то в голосе послышалась такая настойчивость, какой раньше она никогда не слышала.
— Калли... это пари...
Калли покачала головой:
— Мне безразлично это глупое пари, Гейбриел.
— И тем не менее... — Он поморщился, когда доктор проткнул его рану. — Я был идиотом.
Она, со скептическим видом наблюдая за действиями доктора, кивнула:
— Готова с тобой согласиться. Но я тоже была хороша — поверила самому плохому. А потом Бенедикт сказал мне, что ты здесь... Я так беспокоилась, что тебя могут застрелить. И тогда я приехала сюда, и из-за меня тебя ранили.
— Хуже было бы, если бы ранили тебя: это причинило бы мне гораздо больше страданий. Понимаешь, императрица, похоже, я крепко в тебя влюбился.
Она дважды моргнула, широко раскрыв глаза, словно не совсем поняла значение сказанных им слов, и прошептала:
— Прошу прощения?
— Я люблю тебя. Я люблю твое экстравагантное имя, и твое прекрасное лицо, и блестящий ум, и твой нелепый список, и твою тягу к приключениям, которая, вполне вероятно, станет действительной причиной моей гибели. И мне очень хотелось успеть сказать тебе все это.
Окружающие их мужчины одновременно отвернулись в смущении, почувствовав себя лишними при этом откровенном объяснении и не желая мешать этому исключительно деликатному моменту.
Калли было безразлично, что у этой сцены есть свидетели. Ее волновало лишь одно — правильно ли она расслышала его слова? Не отводя взгляда от Ралстона, она неуверенно спросила:
— Я... ты... ты уверен?
Ралстон криво улыбнулся:
— Абсолютно. Я люблю тебя. И готов любить всю свою жизнь.
— В самом деле?
Она улыбалась словно маленькая девочка, которой пообещали дополнительную порцию пудинга после обеда.
— В самом деле. Однако есть кое-что еще.
— Все, что угодно.
Он ее любит, остальное не имело значения.
— Ник, — позвал Ралстон и попросил, когда тот повернулся к ним: — Тебя не затруднит подать мне пистолет? Он нужен Калли.
Калли открыто рассмеялась, мгновенно поняв его намерение.
— Гейбриел, нет!
— Да, моя проказница! — шутливо произнес он, и в его голосе явно слышалась любовь. — Я хочу, чтобы с этим списком было покончено. Он, несомненно, представляет опасность для твоей репутации и для меня лично. А поскольку сегодня утром ты можешь вычеркнуть пункт «Поприсутствовать на дуэли», уверен, что мы одним выстрелом убьем двух зайцев, предоставив тебе возможность выстрелить из пистолета.
Калли долго смотрела на маркиза, пытаясь прочесть его мысли, затем широко улыбнулась и сказала:
— Хорошо. Я это сделаю. Но только для того, чтобы доставить тебе удовольствие.
Ралстон, морщившийся от боли в руке, громко рассмеялся.
— Как великодушно с твоей стороны!
— Но ты ведь понимаешь, что случится, когда этот пункт будет выполнен?
Ралстон прищурился.
— И что же?
— Я составлю новый список.
Он застонал.
— Нет, Калли. Время списков прошло. Просто чудо, что мне удалось пережить эти приключения.
— В моем новом списке будет всего один пункт.
— Похоже, что он будет весьма опасен.
— Ты угадал, — радостно согласилась она. — Это очень опасно. Особенно для твоей репутации.
Ралстона охватило любопытство.
— И что же это за пункт?
— Исправить повесу.
Он помолчал, обдумывая смысл ее слов, затем притянул к себе и крепко поцеловал. Слегка отстранившись, он коснулся лбом ее лба и прошептал:
— Договорились.
Калли постаралась принять непринужденный вид, выходя из душного бального зала Уортингтон-Хауса и спускаясь по широким каменным ступеням в сумрачный сад, и ощутила прилив возбуждения, ступив в тень лабиринта живой изгороди. Темнота в сочетании с вязкой теплотой летнего вечера и сладким головокружительным ароматом лаванды, исходящим от цветущих кустов, обострили ее чувства, в то время как она уверенно двигалась по поворотам лабиринта.
После дуэли широко и быстро распространились слухи, что леди Кальпурнию Хартуэлл и маркиза Ралстона застали в неприлично откровенных объятиях, и более того — на публике, при свидетелях. И словно этого было недостаточно, сплетники добавляли, что происходило все на том самом месте, где за минуты до этого состоялась дуэль.
Калли вышла на широкую поляну, столь хорошо ей знакомую, в центре которой располагался великолепный мраморный фонтан, сверкавший в лунном свете. Ее сердце забилось сильнее, когда она приблизилась к фонтану и, протянув руку, подставила пальцы под холодную воду, которая с журчанием омывала фигуры херувимов.
