Ознакомительная версия.
– Как я счастлива, что вижу вас! – вскричала она, радостно протягивая Зора руку. – Как давно возвратились вы в Лондон?
– Два дня, миледи.
– И только сегодня приехали ко мне!
– Я чуть было совсем не уехал, не простившись с вами лично, миледи, – отвечал Зора.
– Что с вами, Зора? – вскричала леди Страдфорд. – Я так рада, что вижу вас, а вы так холодны со мной, как никогда. Что случилось? Что встало между нами?
– Я приехал, чтобы проститься, миледи.
– Вы хотите снова оставить Лондон?
– Я приехал только для того, чтобы устроить свои дела.
– А куда вы едете?
– Меня назначили в Мадрид, но я думаю бросить службу.
– Вы не едете в Мадрид?
– Да, миледи, я бросаю службу.
– Если вы себя чувствуете оскорбленным, то я вполне сочувствую вашему решению.
– И я думаю возвратиться в Стамбул.
– В Стамбул? Почему же вы не хотите остаться здесь?
– Я буду говорить с вами откровенно, Сара. Я оставляю Лондон потому, что не могу более здесь жить. Я беден и, выходя в отставку, лишаюсь последних средств, но я не стыжусь признаться в этом, потому что не считаю бедность пороком.
Вечер в гостинной. Художник Эдвард Джон Пойнтер
– И поэтому вы хотите ехать?
– При перемене моих обстоятельств мне будет легче там, где меня знают.
– Вас и здесь знают, Зора.
– Да, меня знали, пока я был при посольстве, пока я находился в сравнительно блестящей обстановке, но теперь совсем иное, дорогая леди. Зора-бея, атташе при посольстве все знали и любили, но Зора-бея без места и без средств не будут ни знать, ни любить.
– В общем-то, вы правы, Зора, но есть и исключения.
– Я не желаю сострадания, миледи. Сострадание я ненавижу больше всего.
– Вы слишком горды, Зора, чтобы внушать сострадание.
– Как бы то ни было, в Стамбуле мне легче будет приобрести новое положение.
– И ваше решение твердо принято?
– Да, миледи, я только хочу привести здесь в порядок мои дела, а затем возвращусь в Константинополь. Я приехал к вам, чтобы проститься.
– Это для меня так… неожиданно, – сказала Сара, побледнев, и едва могла преодолеть свое волнение. – Такой быстрый, внезапный отъезд…
– Теперь уже ничего нельзя изменить, миледи, я не могу служить при нынешнем правительстве… Прощайте, Сара.
– Неужели я вас более не увижу?
– К чему лишние прощания?
– Мне кажется, что вы действуете слишком поспешно из ложной гордости, Зора.
– Повторяю, что изменить ничего более нельзя.
– И вы думаете, что ваши друзья бросят вас, потому что ваши обстоятельства изменились? О, прошу вас, не думайте этого, Зора. Не сомневайтесь во мне. Эта мысль не даст мне покоя. Или вы хотите силой разорвать все прежние связи?
– Так будет лучше.
– Вы думаете, что эта перемена будет иметь последствием унижение?
– Вы знаете все, Сара, прощайте.
– Боже, и я должна пережить это!
– Будем тверды. Может быть, нам еще придется увидеться. Вы совершенно свободны. Сознавая это, мне легче было бы расстаться с вами.
– Свободна?.. Да, вы правы, Зора… – Сара не могла дальше говорить, голос ее задрожал, она отвернулась и протянула руку человеку, которого она любила и который хотел с ней расстаться. – Прощайте, – прошептала она чуть слышным, дрожащим голосом. – Да защитит вас Бог… Верно, так должно быть.
Зора готов уже был заключить в свои объятия женщину, любовь которой для Него была несомненна, но для графа Варвика этого было мало, это было не то доказательство, которого он требовал. Сам Зора более не сомневался, он знал, что Сара любила его не за богатство, что она одинаково любила и бедного Зора, он знал, что одного его слова достаточно, чтобы Сара бросилась в его объятия.
Он поднялся. Сара отвернулась и закрыла лицо руками, она более всего на свете любила этого человека и должна была разлучиться с ним.
Когда Зора приехал к себе домой, то получил депешу о казни Гассана. Это известие так сильно взволновало Зора, что он не спал всю ночь и заснул только к утру.
Около полудня ему передали письмо, принесенное слугой леди Страдфорд.
Зора поспешно распечатал его.
«Дорогой друг! – писала Сара. – Позвольте мне в последний раз назвать вас так, я знаю, что недостойна вас, и терпеливо переношу мою судьбу. Но вы не можете помешать мне вечно любить и уважать вас. Вы были единственным человеком, которого я искренне любила и уважала, единственный, которому я верила, с которым я дышала свободно. Увидев вас, я испытала совершенно новое чувство».
Тут буквы наполовину расплылись, должно быть, от упавших слез.
«…Но вчера все погибло, все кончено, Зора. Вы уезжаете! Вы подумали, что я изменилась от того, что вы обеднели… я все надеялась, что вы меня любите, Зора… Теперь я на это больше не надеюсь, потому что если вы так думаете, значит, не любите меня. Но все-таки я хочу сказать вам, что я горячо любила, я вечно буду вас любить… Когда вы получите эти строки, меня не будет более в Лондоне».
Зора бросился из комнаты, чтобы приказать удержать слугу, но тот уже давно ушел.
«…Я продала мой дом, – говорилось далее в письме, – и все, что у меня было лишнего, и получила за все это порядочную сумму. Мне немного надо, Зора, потому что я буду жить в уединении. Не сердитесь на меня, Зора, и согласитесь на мою просьбу, примите от меня половину моих денег, положенных мной в банк на ваше имя. Не откажите, еще раз прошу вас, в моей просьбе. Вы бедны, я также хочу быть бедной!..»
Зора был не в состоянии читать дальше… Буквы исчезали у него из глаз, он чувствовал, что слезы застилают его глаза.
В это время на пороге кабинета появился граф Варвик.
– Ну что, – вскричал он, – готово ли доказательство?
Вместо ответа Зора молча подал ему письмо леди Страдфорд.
В Константинополе шли приготовления к великому торжеству опоясания султана Абдул-Гамида мечом Османа.
Наконец наступил день, когда это торжество должно было произойти в мечети Эюба. В половине двенадцатого новый султан Абдул-Гамид в сопровождении знатнейших сановников государства выехал из Долма-Бахче, направляясь в предместье Эюб. В час пополудни между собравшейся толпой народа пронеслась весть, что шествие приближается.
Впереди ехал военный министр Редиф-паша в открытой коляске, сопровождаемый громадной свитой пеших и конных слуг. Затем следовал Камиль-паша, церемониймейстер, и множество различных придворных, каждый в сопровождении толпы слуг. За ними ехали верхом улемы в белых чалмах. Между ними виден был меккский шериф, а сзади всех шейх-уль-ислам Кайрула-эфенди.
Ознакомительная версия.
