– Я уйду отсюда не раньше, чем мне это будет угодно. Не забывай, моя дорогая, что это я заплатил за комнату, это я заплатил за то, чтобы твоему драгоценному муженьку сделали операцию. И тебе я заплатил. Надеюсь, достаточно?
Корри молча смотрела на него. Как же она его ненавидит! Она презирает его! Как бы она хотела, чтобы они никогда не встречались! Повинуясь какому-то внутреннему чувству, она подняла мешочек и с силой швырнула его об пол. Золотой песок тоненькой струйкой высыпался на грубые доски.
– Вот! Плевать мне на тебя и на твои деньги! Я ненавижу тебя!
Куайд стремительно бросился к ней и сжал ее запястье. Корри чувствовала, как боль поднимается вверх по руке и пальцы немеют.
– Отпусти, ты делаешь мне больно.
– Неужели? Ты очень темпераментное и капризное создание, Делия. – Черты его лица исказились, глаза почернели. – Ты говоришь, что хочешь спасти своего мужа. Интересно, как ты собираешься сделать это? Наверное, чуть что – впадая в истерику и разбрасывая деньги по полу? Но без них тебе не обойтись. И теперь тебе придется постараться, чтобы их заработать, раз не хочешь взять их просто так.
– Что ты хочешь этим сказать?
Корри медленно отступала от него, вдруг ощутив панический ужас.
– Я хочу, чтобы ты напоследок испытала то, от чего добровольно отказываешься. Ты что же думаешь, Курран сможет доставить тебе такое удовольствие, как я? Тебе никогда не будет с ним так хорошо, как со мной.
– Куайд, нет…
Он приближался неумолимо. Ей некуда было отступать в тесной комнате, где между кроватью и маленьким столиком оставался лишь узкий проход.
– Иди ко мне, моя маленькая дурочка, Дон Кихот в юбке. Иди сюда.
– Нет! Оставь меня! Я не хочу.
Куайд схватил ее, и она отбивалась изо всех сил кулаками, хоть и понимала; что сопротивление бесполезно. Куайд так грубо срывал с нее одежду, что все трещало по швам, а пуговицы и крючки больно царапали нежную кожу.
Даже обнаженная, она продолжала бороться: вцепилась ему в волосы, билась головой в грудь, осыпала пощечинами.
Но Куайд, казалось, не чувствовал боли. Легким движением он поднял ее на руки, бросил на кровать и, не давая возможности вскочить, придавил своим телом.
Он овладел ею. Корри вдруг поразила чудовищная мысль: Куайд изнасиловал ее, а она, вместо того чтобы испытывать отвращение, счастлива! Да, счастлива! Неважно, что он действовал грубо, что причиняет боль, что унижает ее таким обращением. Она любит его и всегда будет принадлежать ему!
Их тела сплелись, стали неделимым целым, Корри чувствовала, что ее сопротивление постепенно превращается в любовную игру, в сладостную дрожь, что страсть Куайда против ее воли рождает в ней ответное желание. Ее тело с готовностью откликается на его ласки, а сознание не в силах бороться с преступным влечением, перед которым тускнеет целый мир и обращаются в ничто мораль, долг, память.
Корри выгнулась и замерла в последнем содрогании, а через мгновение, прижавшись к разгоряченному телу Куайда, почувствовала, что по ее спине, животу, груди струйками стекает прохладная влага.
Господи! Если бы это могло хоть что-то изменить! Если бы! Но Эвери Курран по-прежнему остается ее мужем, и она уже сделала свой окончательный выбор.
Эвери проснулся, сел на кровати и жалобно посмотрел на Корри.
– Послушай, почему мы должны уезжать отсюда? Я хочу, чтобы мы остались. Твой Куайд оставил достаточно денег, чтобы купить провизию и нанять кого-нибудь, кто был бы моими руками и ногами. Да хоть бы этого эскимоса, Аликаммика. Я уверен, что, если ему хорошо заплатить, он не откажется помогать мне. Пойми, я не могу уехать отсюда, не найдя своей золотой жилы. И не уеду.
Прошло четыре дня. Эвери перевезли в гостиницу, в комнату Корри. Теперь он лежал, завернутый в одеяло, на той самой постели, где в последний раз с такой жгучей, горькой страстью Куайд любил ее. На ногах, голове и правой руке Эвери белели повязки. Аликаммик приходил каждый день, чтобы помыть его и переодеть. Доктор Кунинг дал Корри пузырек с настойкой опия и объяснил, когда и как давать ее больному, добавив, что у ее супруга «организм молодого буйвола». Корри не почувствовала особенного воодушевления, когда узнала об этом.
Она стояла у окна, в сотый раз за день разглядывая прохожих и унылые бревенчатые постройки, выходящие на главную улицу Секл Сити.
– Корри, ты что, не слушаешь меня? Я говорю, что хочу остаться здесь и еще раз попытать счастья. Доктор Кунинг говорит, что если повезет, то можно застолбить участок…
Корри резко обернулась.
– Меня не интересует, что говорит доктор Кунинг! – Она почувствовала себя виноватой. – Прости, Эвери. Мне не следовало так говорить. Но как же ты не можешь понять? Нам необходимо как можно скорее оказаться дома, в Сан-Франциско. Доктор Кунинг считает, что тебе обязательно нужно показаться специалисту. Надо сделать протезы…
Эвери мечтательно смотрел в потолок и как будто не слышал ее.
– Я читал в газете, что здесь поблизости простирается настоящий золотой пласт. Вот было бы здорово напасть на него! Я назову новый участок в твою честь. Хочешь? Шахта Корделия! По-моему, неплохо, как ты считаешь?
Корри спокойно и терпеливо повторила:
– Эвери, мы должны ехать домой. Доктор Кунинг сказал, что ты не можешь больше искать золото.
– Но, Корри, ведь здесь…
– Я не хочу больше слышать про золото! Ни единого слова о нем! Как я ненавижу его! Если бы не это проклятое золото…
Корри замолчала и снова стала смотреть в окно. Она должна была держать себя в руках и не говорить так с Эвери. Вот уже четыре дня, как она только и слышит от него о грандиозных планах и надеждах разбогатеть. Как же он не понимает, что для него в этом смысле все кончено? Искать золото очень тяжело и опасно, это под силу только здоровым и выносливым мужчинам. А не такому калеке, каким он стал. Нет, это абсолютно невозможно!
Ее мысли обратились к Куайду. Когда он уходил, его глаза, бездонные, как голубое арктическое небо, были холодны и наполнены болью.
– Ты сделала свой выбор, Делия.
– Нет, Куайд, ты не понимаешь…
– Я понимаю больше, чем ты думаешь. Ну что ж, счастья тебе, Делия. Или, может, называть тебя Корри? Твоим прежним детским именем? Надеюсь, что самопожертвование пойдет тебе на пользу.
– Куайд!
Он развернулся и ушел, а Корри смотрела ему вслед, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, не догнать, не броситься в объятия и умолять, чтобы он никогда не оставлял ее.
Но она позволила ему уйти. В этом диком краю, в безграничной снежной пустыне ветер странствий переносит людей с места на место, как семена чертополоха. Расставание здесь подобно смерти, прощаясь с человеком, никогда не знаешь наверняка, увидишь ли его вновь.
