Говард Уильямс улыбнулся:
— Я думаю, что это не заразно, Марта.
Она бросила на него свирепый взгляд. Это было возмутительно с его стороны. Она никогда не относилась ко всему, что было связано с Беттиной как к чему-то смешному. И даже в лучшие времена Марта не отличалась чувством юмора.
— Дочка Беттины лишь наполовину еврейка. И кроме того, она двоюродная сестра Марлены, близкая родственница.
— Тем хуже для нас. Но чего можно ждать от тебя с твоим… — Она недоговорила. — Кроме того, я хочу, чтобы Марлена впервые вышла в свет здесь, в Чарльстоне. Все девушки из семьи Лидзов дебютировали в Чарльстоне.
— Давай посмотрим в лицо действительности, Марта. Если Марлена выйдет в свет в Нью-Йорке, у нее будет больше шансов на удачное замужество. Там она встретит молодых людей из Гарварда, Принстона… На Севере больше возможностей, там свои преимущества…
Мама как-то странно посмотрела на отца, как будто он задел больное место.
— Больше возможностей для чего? Чтобы выйти замуж за еврея?
Но по ее топу я уже поняла, что спор закончен, на сей раз в пользу папы. Я поеду на Север. Упоминание о больших возможностях решило дело. Мама знала, что я тоже «дурнушка Лидз», и поэтому мне нужно иметь всевозможные преимущества.
Лето тянулось бесконечно долго. Теперь, когда все было решено, я с нетерпением ждала, когда смогу начать учиться в школе мисс Чэлмер. Мы с мамой ходили по магазинам, покупая мне одежду. Джемперы десяти различных расцветок. Блузки. Юбки в складку, Спортивные туфли и мокасины и даже нарядные туфли-лодочки на небольшом каблуке. Гольфы, бархатное платье для торжественных случаев. Теплое пальто коричнево-рыжего цвета. И три пары перчаток. Уж если я отправляюсь на Север, то мама должна быть уверена, что ее дочь будет одета не хуже одноклассниц. Она делала покупки в соответствии со списком вещей для девушек, отправляющихся на учебу в колледж, приведенным в журнале «Мадемуазель».
— Мне безразлично, как будет себя вести Сара Голд, — говорила она. — Я лишь хочу, чтобы ты помнила: тебя воспитали, как настоящую леди, и у тебя хорошие манеры. По воскресеньям и на прогулку в город надевай шляпу, И перчатки. Особенно в Нью-Йорке. Там, я уверена, масса микробов.
Предстоящая поездка на Север пугала и привлекала меня. Я понимала, что для меня это не просто поездка в школу с двоюродной сестрой Сарой, Я чувствовала, что прощаюсь с родным и близким мне Чарльстоном. Старый, романтический, благородный город. Как только тетя Беттина могла уехать из него и ни разу здесь не появиться? Должно быть, дядя Морис был таким красивым и обаятельным, что она позабыла и свою семью, и Чарльстон, и все свое прошлое. Я дала себе клятву, что обязательно вернусь в Чарльстон. После Нью-Йорка. После школы мисс Чэлмер. После дебюта. После колледжа. Потом вдруг подумала: а вернусь ли я в самом деле?
Я еще и сама не знала, хочу ли выйти в свет в Нью-Йорке. Эта перспектива немного страшила меня. И встреча с девушками из высшего общества, будущими дебютантками в школе мисс Чэлмер, тоже меня пугала. И еще я боялась встречи с Голдами. Дядя-еврей. Неужели у него нос действительно достает до подбородка? Неужели ему понадобится моя кровь для ритуальной трапезы? А тетя Беттина? Такая прекрасная, что просто сердце замирает от восторга, и такая жестокая, что мороз по коже продирает. Больше всего меня смущала Сара, моя ровесница. Должно быть, она очень высокомерна. Я была абсолютно уверена, что она станет смеяться, над провинциальной кузиной, над моими провинциальными туалетами и такими же манерами, над моим южным выговором. Да, больше всего я боялась Сары.
4
Мои страхи относительно сестры оправдались. Сара, которой не было еще и четырнадцати, то есть в том возрасте, когда большинство девочек бывают нескладными подростками, была хороша необыкновенно. И я сразу же поняла, что мы с Сарой оказались в той же ситуации, в которой уже побывали наши матери. Только они были родные сестры Лидз — красавица и дурнушка. А мы являлись двоюродными сестрами Лидз, продолжающими ту же традицию.
Однако все прочие опасения оказались напрасными. В Саре не было ни грана высокомерия. Совсем наоборот. Сара в сопровождении их шофера встретила меня на вокзале и буквально бросилась ко мне в объятия, прижимая меня к груди, покрывая мое лицо поцелуями с пулеметной скоростью и повторяя без конца:
— Сестренка! Сестренка! Моя милая двоюродная сестренка!
Я не отвечала ей тем же лишь по причине природной застенчивости. Я даже стеснялась спросить у нее о тете Беттине и дяде Морисе, хотя и была немного удивлена, что они не пришли меня встретить. Если Сара и заметила мою сдержанность, то никак это не показала. Она забрала у меня мои сумки и отдала их шоферу, затем потащила меня прочь с вокзала.
— Может, хочешь чаю? Или что-нибудь выпить?
— Выпить? — тупо переспросила я. Она говорила о чем-то вроде лимонада или о настоящей выпивке? Неужели в Нью-Йорке пьют подростки, не достигшие еще и четырнадцати лет?
— Мы могли бы заскочить в кафе «Руж» в гостинице «Пенсильвания». Это совсем рядом. Или лучше сразу поехать домой, чтобы ты устроилась и отдохнула, — ты, наверное, здорово устала с дороги. Ты правда устала?
Сара подвела меня к ожидавшему нас лимузину, помогла забраться внутрь, быстро влезла сама и, откинувшись на роскошные кожаные подушки, заявила:
— Да. О Боже! Как же я утомлена!
Я последовала ее примеру: тоже откинулась назад и согласилась:
— Да. О, Боже! Как же я утомлена!
Меня восхитила манера Сары говорить. Вместо жесткого нью-йоркского выговора я услышала нежный, ласковый чарльстонский, даже более тягучий, чем у меня самой.
— Ты говоришь, как у нас в Чарльстоне, — сказала я, как бы слегка упрекая ее.
Сара довольно засмеялась.
— Правда? — спросила она с невинным видом. — Должно быть, я научилась у мамы. Ты думаешь, это заразно?
— У тебя мама по-прежнему говорит с южным акцентом?
Сара задумалась.
— По-моему, да. Ты знаешь, мама вообще мало разговаривает, — добавила она, позволив мне думать по этому поводу все что угодно. Затем Сара положила руки мне на плечи и чуть отстранилась. — Дай-ка я как следует тебя рассмотрю, сестренка. — Она наклонила голову сначала в одну сторону, потом в другую. — Ты — хорошенькая, — наконец заключила она.
Тогда я впервые поняла, что Сара — добрая девушка, хотя, возможно, и не совсем правдивая. Я попыталась возразить ей относительно оценки моей внешности, но Сара, не обращая на меня внимания, продолжала:
— У нас волосы одинакового цвета, правда?
