— Я поговорю с ним, — ответила Дженна, не признаваясь в своих мыслях, ибо знала, что Генри не одобрит ее мнение. — Боюсь, никто не сможет оказать влияния на дедушку, даже я. Ты ведь знаешь, если ему захочется чего-нибудь добиться, он не остановится ни перед чем.
Генри осушил еще один бокал бренди.
— Да, к сожалению. Просто не могу понять, чем привлекла его именно эта дорога, почему он решился вести здесь строительство, несмотря на риск для собственной жизни.
— Боюсь, я не смогу этого объяснить, Генри. Он никогда об этом не говорил, только упоминал, что здесь можно получить прибыль.
— Как будто у него без того мало прибыли!
— Ты же знаешь, для него важнее всего вызов.
— Да, полагаю, ты права. Вызов необходим Соломону, как воздух всем нам.
Дженна раздвинула золотистые занавески на окне рядом с ее креслом, чтобы взглянуть, как продвигается расчистка заноса. Увидев раскачивающийся неподалеку фонарь, Дженна поняла, что буран продолжается.
В пассажирских вагонах женщины и дети выключили свет и пытались уснуть. Вокруг было тихо, лишь шум ветра нарушал тишину. Дженна напрягла зрение, пытаясь разглядеть во мраке работающих.
Внезапно Дженна опустила занавеску, с испугом осознав, что ищет взглядом зеленоглазого незнакомца. Чем он привлек ее внимание, почему вызвал желание увидеть его еще раз?
Генри оставил бокал на полке буфета и прошелся по салону к Дженне, неправильно истолковав ее задумчивость.
— Не тревожься. С дедушкой будет все в порядке.
Генри дружески обнял ее. Дженна склонила голову на его сильное плечо, изнемогая от усталости. Что бы она делала без Генри? Он всегда поддерживал ее в трудные минуты.
— Выпей что-нибудь, — предложил Генри. — Ты успокоишься и сможешь заснуть.
Дженна не пила вина вообще, но сейчас спиртное могло оказать ей пользу. Она согласно кивнула.
Генри налил ей бренди. Подняв стакан, Дженна вгляделась в отблеск света от люстры, пляшущий на стенках бокала и густой жидкости в нем.
— Предлагаю тост! — заявила она, надеясь развеять уныние. — За здоровье дедушки и будущий успех!
Генри вдруг сжал губы в тонкую прямую линию. Одним глотком он выпил бренди, не высказав одобрения тосту.
— Генри, в чем дело?
— Черт побери, Дженна, неужели на нем свет клином сошелся? Как же твой успех? И мой? Почему ты считаешь меня всего-навсего стариком? А о себе ты даже не думаешь!
Она была изумлена горечью в его голосе, но признала, что уже не в первый раз Генри говорит о ее дедушке со скрытым раздражением. Откровенно говоря, Дженна понимала причины его недовольства. В то время как к Соломону Ли отовсюду стекалось золото, единственное большое дело Генри с треском провалилось из-за паники на Уолл-стрит — по крайней мере, так слышала Дженна. В то время она была еще ребенком.
Генри так и не сумел вновь сколотить состояние или оправиться от потрясения, хотя большинство, включая деда Дженны, были убеждены в обратном. Жена потребовала у Генри развод и забрала детей. Он понемногу опускался и спасся только благодаря тому, что Соломон сделал его управляющим своей компании, услышав об опыте и способностях Генри. Он обладал даром организатора, умел успешно руководить группами рабочих. Строить железные дороги он начал прежде, чем был втянут в грязную махинацию, погубившую его.
Лет пять назад Дженна как-то спросила Генри, почему он не женился снова.
— Иногда бывает лучше просто помечтать, Дженна, — ответил он. — Мечты не приносят ни разочарования, ни боли…
Генри подвинул пальцем пустой бокал, не взглянув на нее.
— Прости, Дженна, — виновато проговорил он. — Я забыл, что и твой и мой успех связаны с делами и успехом Соломона. Иногда это тревожит меня, вот и все. Хотел бы я убедить Соломона отказаться от этого строительства! Ты непременно должна поговорить с ним. На карту поставлены жизни каждого из нас, не только его.
Дженна не понимала, почему дедушка оказывает на нее столь огромное влияние. Она любила его больше всех на свете, но знала слишком хорошо, чтобы понять: попытки отговорить Соломона будут совершенно бесполезными. Если он загорался какой-либо идеей, все возражения оказывались напрасными. И потому Дженна чувствовала, что если дедушка предпочтет скорее умереть, нежели отступить перед противником, то она должна встать с ним плечом к плечу.
Кроме Дженны, у Соломона не осталось ни одного близкого человека. Никто не помог бы ему, даже если труд всей его жизни мог оказаться напрасным. Единственный сын Соломона был мертв. Сестры Соломон лишился уже лет двадцать назад. Оставались только дальние родственники со стороны его матери. Они жили в Европе и не интересовались ни самим Соломоном, ни его делами. Ему был необходим хоть кто-нибудь для борьбы ради него и вместе с ним, чтобы защитить дело всей жизни.
Если сейчас дедушка не в силах завершить свою работу, Дженне придется занять его место — по крайней мере, пока он не поправится. Она всегда жила беззаботно, оставалась в тени деда, держалась за его руку, позволяла вмешиваться во все, даже в собственные мысли. Ранчо в Коннектикуте было самым смелым предприятием со стороны Дженны, единственным, к которому не приложил руку ее дед.
Генри желал заключить с ней союз против Соломона, но Дженна не могла и не хотела пойти на это.
Она отставила бокал.
— Надо проведать его, Генри. Ты не знаешь, где люди, которые спасли дедушку? Мне бы хотелось поблагодарить их и убедиться, что с ними все в порядке.
Казалось, Генри гораздо больше занимает вопрос о том, как убедить Соломона отказаться от строительства дороги, чем изъявление благодарности незнакомцам.
— Я предложил им воспользоваться салоном «Полумесяц» и двумя купе на ночь и дал им сухую одежду.
— Как я рада, что ты позаботился о них, Генри! Сейчас я могу думать только о дедушке. Пожалуйста, побудь здесь — я не задержусь.
Ченс повертел в руке высокий стакан, наполненный виски, и уставился в заснеженное окно вагона «Полумесяц». Подобно любому весеннему бурану, этот должен был закончиться к утру, словно его и не было. Точно так же, как буран в ночь смерти его отца, семнадцать лет назад.
Эту страшную ночь он не вспоминал много лет, но стоило ему увидеть Соломона Ли, и прошлое, которое Ченс хотел бы забыть навсегда, вновь ожило.
Он поднес стакан к губам и выпил его содержимое залпом. Жгучая жидкость согрела его. Ченс уже переоделся в сухую одежду, предложенную Генри Патерсоном. В вагоне было тепло. Но чувство облегчения и удобства не могло избавить его от беспорядочных мыслей, которые, казалось, только и ждали удобного момента, чтобы превратиться в вихрь.
