Алексей часто ловил себя на том, что молится, безмолвно молится, прося Всевышнего снизойти до его нужд. Но видимо, или не услышал его, или час не пришел. Отец говорил всегда – не проси у Господа то, что он сам не хочет тебе дать. А он, может быть, просит…
Но Он захочет, Он даст! – торопливо поддерживал себя Алексей. Шурочка верит, она написала ему в последнем письме, что скоро, уже скоро найдет то, что ищет. Она уже видит золотой песок в распадке, спекшиеся с другой породой слитки… Монашество – не его судьба.
Под высоким небом, на просторе, где нет людей, где никто не мешает вольно мыслить, Алеша думал, каким должен быть человек, по своей воле ушедший из мира.
Тот, кто способен жить только духом, но разве это он?
Тот, кто отказывается от имущества, но разве это он, изучивший недра, чтобы добыть из них вещественное, необходимое для обустройства человеческой жизни на земле?
Нет, нет.
Тот, кто с готовностью прилепится к обители и подчинится его уставу. Но Алексей Старцев свободолюбив. Его монастырь – вся земля.
Тот, кто готов принять безбрачие.
Нет и еще раз нет! У него есть Шурочка. Она ждет его, свободного для соединения навсегда.
Алексей шагал рядом с лошадкой; пофыркивая, она ступала по каменистой тропе. Сумерки в распадок спускаются быстро, за ними навалится темная ночь. Конец лета, скоро осень с дождями и ранним снегом. Ему надо успеть до морозов. Найти.
Он усмехнулся. Едва ли не каждый, прошедший этим путем, думал точно так же. Сколько народу он повстречал здесь, даже тех, кто по десятку лет, а то по два топчут тайгу. Поиски для них стали образом жизни. От уссурийской тайги через саянскую они явились в алтайскую тайгу. У костра рассказывают друг другу про потерянное где-то золото, про спрятанное, а также про тех, кто пытался, как говорят, поймать свой фарт.
История о золоте Казанкола была первой, которую услышал Алексей от своих партионных рабочих. Этим алтайским именем назвали горный ключ и человека, который жил возле него. Столько не наберется песку в нем, сколько золота, рассказывали с горящими глазами мужчины о том золотом ручье. И о человеке с таким же именем, у которого было природное чутье на золото. Намыл он, рассказывают, несколько пудов, потом спрятал. По тайге прошел слух об удаче.
Погиб он, а золото пропало. С тех пор ищут – по старым шурфам, по отвалам. Но золото, омытое кровью, если и дается, то как недолгая радость.
Алеша вздохнул. Такое золото не для него. Оно ни для кого не может быть удачей.
Двое старателей из его нынешней партии нашли шурф, а в нем часть золота Казанкола. Достали его. Однажды, когда они сидели у костра, из темноты выступила фигура, точнее – две. Мужчина и собака. Позвали, как принято в тайге, к огню, пили чай, говорили. Конечно, о золоте.
Пришелец указал на собаку и похвастался, что она чует золото, за что он держит ее при себе. Сидевшие у костра не поверили, заспорили. Но один не выдержал и дал понюхать псу тряпицу, в которой хранилось намытое за сезон.
Наступило утро, незнакомец ушел. А когда спохватились – не было тряпицы с золотом…
Конечно, собака запомнила не запах золота, а тряпицы, в которую оно завернуто. Как раз в эту тягостную пору и явился Алеша в партию…
Алеше нравились эти дикие, богатые зверем места между Катунью и Чулышманом. Здесь, никого не опасаясь, бродят лоси, а в верховьях Ясатьера встречаются стада архаров, диких баранов. В верховьях Катуни и близ Телецкого озера множество диких маралов. На хребтах на стыке Алтая и Саян стада диких оленей – тау-тэкэ. Они взбираются на каменистые скалы, издали кажется, что они не живые, а выточенные из камня. Пушные звери в избытке – белка, лисица, росомаха, горностай, рысь. Даже барсы попадаются охотникам пограничных аймаков. Не зря в Кош-Агачском аймаке есть гора, которая называется Ирбис-ту, Барсова гора. Снежная гора.
На тропе, в сгущающихся сумерках, Алексей увидел клочья косульей шерсти. Понятно – недавно поохотился волк.
За деревьями открылись скалы, отвесные, синие. Алеша остановился. Сколько бы ни смотрел на эту картину, всякий раз она заставляла его восхищенно замереть. Синие скалы переходят в вершины ослепительно белые, покрытые снегом. А внизу ревет Чулышман.
Он вдохнул холодный воздух. Сейчас он такой же холодный, как вода в алтайских реках. Такой же прозрачный, как она. Он вспомнил ее вкус – вот бы Шурочка попробовала такую воду. Но разве привезешь воду в Москву?
За скалой открылось партионное зимовье. В нем большая русская печь, в ней пекут хлеб на всю партию. Амбар с припасами и погреб. Работают здесь пекарь, три конюха, они развозят продукты – хлеб, сухари, кирпичный чай – по долинам, где живут рабочие. Это от казны. А то, что он привез, – это под жалованье, без процентов. Рабочих в его партии тридцать пять человек.
У ворот его встретил алтаец. Он, как всегда, был босиком, чему Алексей не переставал удивляться. Но он не спрашивал, даже увидев впервые, почему. Алтаец сам объяснил – ногами он чует все, что под землей.
– А золото? Ты тоже его чуешь?
– Однако да, – говорил он. – Его тут нет.
Он потопал немытой ногой по каменистой земле…
– Данилыч, – сказал он, поприветствовав. – Мун-Со просила навестить.
Алексей кивнул.
С Мун-Со его свел выстрел этого проводника.
Они ехали на дальний карьер в такой же солнечный день, как сегодня. До места оставалось не более двух верст, когда алтаец внезапно замер на тропе.
Что-то заметил? Алексей слышал, что этот человек ловкий охотник. За свою жизнь он добыл двадцать пять волков, тридцать пять маралов, семьдесят семь лисиц, много мелочевки, как называл он добычу не столь крупную. Он угощал Алексея сырой печенью косули, уверяя, что она еще вкуснее жаренной на костре. Но Алексей отказался.
А еще он добыл шесть медведей, вспомнил Алексей, предчувствуя, что проводник увидел непростую добычу. Громкий хруст веток – и зверь вышел на тропу.
Алтаец поднял ружье и выстрелил. Пуля разорвала медведю живот, зверь пошел на стрелка. Алексей сорвал с плеча ружье, но так же быстро опустил. У него дробовик. Что такое дробь против разъяренного зверя?
Его алтаец прыгнул в кусты, медведь ринулся следом. Но проводник оказался на редкость предусмотрительный. Только потом Алексей узнал, что он держал во рту запасную пулю. Не раздумывая, насыпал пороха в ствол и опустил туда пулю. Пока забивал пистон, медведь подошел вплотную. Он выстрелил, пуля попала зверю в ухо. Медведь рухнул.
– О-ох! – Он отпрянул от зверя. – Зачем ты вышел на мою тропу? Ты медведь Мун-Со. Ты убежал от нее, когда она собралась тебя подоить? – Он пятился от остывающей туши.
Алексей слушал его бормотание и не понимал, о чем он.
