Но теперь ее охватила дрожь. Ледяные струйки побежали по спине. Элиза застыла на месте, едва дыша и внимательно прислушиваясь.
Она вскочила на ноги, услышав из-за двери сдавленный стон и звук тяжелого падения — возможно, тела? — на каменный пол.
Затем дверь начала приоткрываться.
Поддавшись панике, Элиза огляделась в поисках убежища. Большой гобелен висел на северной стене, близ тяжелой двери, и она скользнула за него как раз в тот момент, когда распахнувшаяся дверь ударила по каменной стене, и в комнату ворвались одетые в черное мужчины.
— Живее! — прошипел грубый голос.
— Бери эти ножны! — приказал другой, не менее грубый. — Только посмотри, как они отделаны…
— Потом посмотришь, олух! Работай живее! — прервал его первый голос с нескрываемым раздражением. Прижавшись к стене, Элиза сильно прикусила губу, раздираемая ужасом и яростью. Как посмели эти люди! Генрих мертв, король Генрих мертв, а эти… эти грязные твари решились ограбить его!
«О, будь он жив, вы бы не отважились на такую дерзость! — думала она. — Ваши головы торчали бы на пиках, ваши руки и ноги скормили бы волкам…» Но Генрих был мертв, и грабители, казалось, получили волю поступать так, как им заблагорассудится. Сколько их здесь?
Элиза сообразила, что опасность угрожает ей самой. Осторожно пробравшись вдоль стены, она достигла края гобелена и боязливо выглянула из-за него. Хвала Богу, комната была погружена в полумрак, и только свечи вокруг смертного одра давали слабый и рассеянный свет.
Ей не удалось полностью оглядеть комнату, но Элиза заметила в ней по меньшей мере четверых мужчин, а может, и пятерых. Все они были в темных одеждах с капюшонами, и в таком виде напоминали грифов. Дрожа от страха и ярости, Элиза следила, как жадно они хватают все украшения комнаты. Один из грабителей потушил свечи, чтобы забрать медные позолоченные подсвечники, и в комнате воцарился мрак.
— Мертвец! — прошипел кто-то.
Даже распростертое, уже начавшее разлагаться тело короля не спаслось от осквернения. Его обшарили, забрали корону, сапоги, кольца, пояс и даже рубашку. Элиза чуть не закричала, когда грабители покончили со своим грязным делом и отшвырнули прочь труп, рухнувший на пол с глухим стуком.
— Скорее! Кто-то идет!
— Стражник! Его надо убить.
Один из мужчин вытащил из-за пояса нож и скользнул к двери. Секунду спустя Элиза услышала пронзительный, громкий вопль, перешедший в предсмертный хрип.
Дверь осталась открытой; грабители больше не старались сохранять тишину или спокойствие.
— Надо уходить! Этот мерзавец завизжал, как резаная свинья. Сейчас все они примчатся сюда, словно саранча! — крикнул убийца, врываясь в комнату.
— Живее! Хватай гобелены и бежим!
Гобелены! Это слово показалось Элизе смертным приговором. Ее охватил ужас. Ледяной холод сковал ее конечности, сердце, горло, когда один из грабителей уверенным шагом направился прямо к ее убежищу.
Нет, нет, лихорадочно думала она, и жажда жизни вспыхнула в ней, как пламя. Мерзавцы, стервятники, негодяи! Они обобрали труп ее отца, убили честного и преданного рыцаря. Они не посмеют убить ее!
Молниеносным движением она сунула руку под плащ и достала кинжал с перламутровой рукояткой. Пальцы сжали ее твердо и уверенно, и Элиза ждала только момента, когда гобелен сдернут со стены.
Из ее горла вырвался вопль, но вопль не страха, а ярости. Как камень из пращи, она бросилась прочь от стены, высоко занесла руку над темной фигурой, сорвавшей гобелен. Грабитель даже не успел понять, что за фурия обрушилась на него, охваченная желанием убийства.
С отвратительным хрустом кинжал вонзился в плоть, послышался изумленный вопль. Элиза выдернула кинжал из бьющегося в судорогах тела, понимая, что грабитель только ранен, причем не смертельно. Немного оправившись, он может напасть на нее.
Как и все остальные черные грифы.
Она обернулась, скользнула в дверь, изо всех сил захлопнув ее за собой. Дверь не задержит грабителей надолго, но даст ей несколько лишних секунд.
Элиза чуть не упала, споткнувшись о труп, и едва удержалась от крика: на каменном полу коридора лежали тела четырех рослых воинов, убитых грабителями.
Скрип открывающейся двери заставил Элизу прибавить скорость: она бежала так быстро, что ноги, казалось, едва касались пола. Мрачные коридоры, прорезанные причудливыми тенями от слабо мерцающих светильников, выглядели бесконечными, один коридор выводил в другой. Сердце Элизы грохотало, подобно грому; дыхание стало тяжелым и частым.
Останавливаться нельзя. У замковых ворот есть стражники. Стоит добраться до них — и она в безопасности. Но, когда длинный коридор наконец привел ее к выходу из замка, стражников там не оказалось…
Наткнувшись на их трупы, она растерянно огляделась и, не смея поверить собственным глазам, опустилась на колени рядом с человеком, который впустил ее в замок.
— Сэр! Добрый сэр!
Она осторожно приподняла его голову с земли, надеясь, что стражник не умер, а всего лишь ранен, и замерла от ужаса, увидев его глаза — широко раскрытые, застывшие. На шее рыцаря, на его тунике и кольчуге расплылись малиновые пятна — ему перерезали горло.
— Боже мой, Боже мой! — в страхе воскликнула Элиза, вскакивая на ноги. Поистине эти грабители были не знающими жалости, опытными и хладнокровными убийцами.
И они непременно добавят ее к своему списку жертв, если она не поспешит, напомнила себе Элиза, заслышав эхо шагов за спиной, прокатившееся как рык голодного волка из глубин пещеры.
Изабель! Элиза с раскаянием вспомнила о служанке. Где ее спутница, молодая девушка? Элиза взглянула вперед, через массивные тела поверженных охранников. У холодной каменной стены скорчилось еще одно тело, маленькое и трогательное…
Желчь прилила к ее горлу, вызывая тошноту и ярость, от которой неожиданно окрепли руки и ноги. Как бы ей хотелось увидеть мужчину, который подобрался сзади к женщине и убил ее! Сожжение на костре — слишком милосердная смерть для такого негодяя. Таких следует пытать на дыбе до полусмерти, потрошить и четвертовать.
— Эй, сюда!
Крик, раздавшийся совсем близко за спиной, заставил Элизу поспешить. Она подняла голову. Ее лошадь, чистокровная арабская кобыла из тех, что были привезены еще из Первого крестового похода, ждала, пощипывая траву, у подвесного моста.
Лошадь Изабель тоже ждала свою всадницу.
Но на эту мышастую лошадь, выезженную под дамское седло, взобраться было некому. Эта горькая мысль преследовала Элизу, пока она бежала под лунным светом к своей кобыле, смутно виднеющейся в темноте. Подобрав одной рукой юбку и плащ, вцепившись в луку седла другой рукой, она легко и быстро вскочила в седло. Крики зазвучали громче, когда Элиза устроилась в неудобном дамском седле и пустила лошадь галопом.
