Рис снова кивнул и тут же спросил:
— А почему вы не держите почтовых лошадей?
Кареты и дилижансы часто меняли лошадей, и если бы в «Трех гончих» держали таковых для обмена и сдачи внаем, то гостиница получала бы куда большую прибыль.
— Я бы с радостью, — ответил Джордж. — Но у меня нет подходящих производителей. Трудно накопить на них нужную сумму у нас в деревне. Ведь тут чаще платят долги яйцами, чем шиллингами.
— Могу представить…
Рис вздрогнул, почувствовав, как что-то уткнулось ему в ногу. Повернувшись, он увидел пару длинноухих гончих, обнюхивавших его сапоги.
— Убирайтесь, — проворчал он, делая вид, что сейчас пнет собак. — Мне нечем вас угостить.
— Они просто решили на вас посмотреть, — послышался женский голос. — Они за мной постоянно ходят.
Перед ним стояла Мередит, державшая большую плетеную корзину, прикрытую цветной муслиновой тряпочкой, откуда выглядывали дрожжевые булочки. В желудке Риса вновь пробудился голод.
— Вы еще здесь? — спросила она. — Я думала, вы уже уехали.
— Уехал. Но потом вернулся.
— Не знаю, почему эта гостиница получила свое название, — продолжала Мередит, наблюдая, как собаки обнюхивают его сапоги. — Ведь Мэддокс всегда держал только двух гончих. А когда напивался, говорил слишком скандальным посетителям, что запек третью в пирог. — Она заглянула в конюшню. — Отец, я же говорила!.. Оставь эту работу Деррилу. Тебе нельзя напрягать сердце!
— Я чищу лучшего коня во всем Девоншире. И это не работа, а удовольствие. Деррил же пошел за водой.
Мередит тяжело вздохнула:
— Отец, но ты не можешь…
— Мередит, не надо. — Рис положил руку ей на плечо и отвел от двери. — Не стоит указывать мужчине, что он должен делать. Мужчина из упрямства постарается доказать, что вы не правы.
Брови ее сошлись на переносице. А щеки залились краской смущения. Губы же дернулись так, словно она вот-вот заплачет, а глаза…
О, ее глаза были прекрасны, и от их взгляда он так поглупел, что все мысли вылетели из головы. Если бы не корзина у нее в руках, он обнял бы ее и прижал к себе.
Обнял бы?.. Что за идея?! Откуда эти фантазии? Да, Мередит Мэддокс — красивая женщина, и нельзя отрицать, что он жаждал ее тела больше, чем мирного ночного сна. Любой нормальный мужчина чувствовал бы то же самое. Но это не просто похоть. Так ему, во всяком случае, казалось. Ведь прошлой ночью он хотел ее поцеловать, хотя обычно не особенно стремился целовать женщин — от этого пахло романтикой, невинностью и прочими подобными вещами, не имевшими с ним ничего общего. Его прошлые встречи с женщинами имели удивительное сходство с битвами — были порывистые, грубые, неистовые.
Но от Мередит он хотел совершенно иного. Эта сильная самостоятельная женщина пробудила в нем нежные чувства. И Рис знал: он несет ответственность не только за ее гостиницу, но и за всю деревню. Это он был виноват в том, что сейчас едва рассвело, а она уже много часов тяжко трудилась. Он виноват и в том, что она должна была днем заботиться об отце, а вечером играть роль констебля, наводящего порядок в шайке пьяных болванов. Каждый шаг ее искалеченного отца, каждая мозоль на ее ладони, каждое пятно крови на ее красивой белой скатерти — все это его, Риса, вина.
— В прошлом году один проезжающий доктор осмотрел отца в обмен на бесплатную комнату и стол, — проговорила Мередит. — И он сказал, что у него слабое сердце. Если он не умерит пыл, то…
Рис легонько сжал ее плечо.
— Я знаю вашего отца почти столько же лет, сколько знаете его вы, Мерри. Любовь к лошадям у него в крови. Он скорее умрет, чем умерит пыл.
— Знаю, но… — Она подняла на него глаза и молча пожала плечами — словно он должен был понять ее без слов.
И Рис понял. Неожиданно понял все. Понял даже причину, по которой ухитрялся выживать последние четырнадцать лет, а потом наконец вернулся в деревню. Причину, по которой он не мог сейчас уехать.
Он понял, что должен изменить свою жизнь. И знал, каким образом.
Да, теперь все было ясно как день.
— Кажется, сегодня воскресенье? — спросил он.
— Да, а что?..
Рис оглядел двор:
— Но почему люди не в церкви? Где викарий?
— Здесь больше нет викария. Он уехал двенадцать лет назад, когда ваш отец прекратил платить ему жалованье. Раз в месяц из Лидфорда приезжает младший священник, чтобы отправлять службы.
Рис тихо выругался. Это обстоятельство немного затрудняло дело.
Мередит задорно улыбнулась:
— А что случилось? Почувствовали необходимость исповедаться в грехах?
— Ад и проклятие! Это займет годы!
И Рис вовсе не желал Господнего прощения. Нет, он просто хотел все исправить.
— Исповедь не нужна, верно?
— Не нужна… для чего?
— Ну, для брака, наверное. — Мередит внезапно смутилась. — Ведь вы помолвлены, не так ли?
— Пока нет, но скоро буду.
Еще до завтрака. По крайней мере так он надеялся.
— И вы намереваетесь жениться здесь, в Бакли-ин-зе-Мур?
Рис тут же кивнул:
— Да, конечно. Здешняя церковь не слишком роскошна, но для нас и эта сойдет. Не имеет смысла ехать куда-то еще. Вашему отцу трудно путешествовать.
Мередит даже рот раскрыла от изумления.
— Вы действительно хотите жениться здесь, в этой Богом забытой деревушке? Неужели только для того, чтобы мой отец смог присутствовать на свадьбе?
— Но я думал, вы тоже хотите его присутствия.
— Милорд, не все ли мне равно, будет мой отец на вашей свадьбе или нет?
Губы Риса дрогнули. Черт, кажется, он сейчас улыбнется во весь рот. А он ведь никогда не улыбается во весь рот. Что ж, научится.
И тут Мерри насторожилась.
— О нет! — воскликнула она.
«О нет»? Проклятие, такой реакции он не ожидал. Было бы куда проще, пойми она, насколько это правильно и справедливо. И неизбежно.
Но Мередит уже не смотрела на него. Ее взгляд был устремлен в какую-то точку за его левым плечом.
— А вот и гости… — сказала она.
Рис обернулся. К ним шагали два дикаря, избивавшие друг друга прошлой ночью. Бык и Клюв. Настоящих имен он не помнил. А за ними следовала дюжина таких же громил. Рис узнал вчерашних посетителей таверны, но были и незнакомые лица.
И все несли пылающие факелы.
— Вот что, Эшуорт… — начал Бык. — Мы пришли, чтобы выпроводить тебя из деревни. Навсегда.
Из конюшни донеслись топот и ржание. Рису тоже стало не по себе. Он не мог допустить, чтобы кто-то держал открытое пламя у самой конюшни. А эта компания идиотов с факелами не вызывала ничего, кроме презрения.
— Хэролд и Лоренс Симонс, какого черта вы делаете здесь с факелами? Сейчас ясный день, болваны… — прошипела Мередит.
