— Если мы собираемся напасть на них, чтобы захватить их добро, то сейчас самое время. Больше медлить нельзя, а не то воины Маклендона доберутся до них первыми.
Эван застыл на месте, узнав голос Магнуса Фрезера. Раньше Магнус не входил в состав постоянных членов шайки Гилроя, лишь в последнее время он стал непременным участником почти всех грабительских нападений, но Эван уже жалел об этом. Будучи сильным и ловким воином, Магнус был слишком заносчив и настолько высокого мнения о себе, что это не могло не вызывать раздражения, которое со временем переросло как у Эвана, так и у других членов его отряда в явную неприязнь. Постепенно у людей складывалось впечатление, что недостатки Магнуса перевешивают его воинские доблести. Одним словом, Магнус разочаровал всех.
— Судя по всему, тут и поживиться-то нечем. А люди Маклендона полагают, что мы далеко отсюда, — ответил Эван. — Было бы глупо обнаружить себя из-за каких-то безделушек. На большее тут трудно рассчитывать.
— А мне нравятся безделушки, — буркнул Магнус, сплевывая на землю. — Зря мы тянули. Нам следовало напасть на рассвете, как я предлагал. Тогда бы мы не попались на глаза людям Маклендона.
Эван отвел глаза в сторону: что ни говори, а Магнус прав. Конечно, им следовало напасть на пришельцев раньше, но что-то удерживало Эвана, и он, сам не зная почему, медлил и колебался. Вернее, он знал почему, но не хотел себе в этом признаваться.
Он устал. Необходимость бегать и прятаться, жизнь на ногах, без крова над головой утомили его.
В последнее время им сопутствовала удача. Все их набеги и грабежи заканчивались успешно, что должно было бы радовать. Однако вместо этого Эван испытывал сосущее чувство неудовлетворенности и внутренней пустоты.
Откровенно говоря, это была не та жизнь, которую он выбрал бы для себя. Бродяга, вор, изгой. Впрочем, ему, незаконнорожденному сыну Мойры Гилрой, всегда было нелегко, ведь его знатный отец наотрез отказался признать его своим сыном. И только на смертном одре, за несколько минут до встречи с создателем, отец назвал его своим сыном.
Однако к тому времени это уже не имело никакого значения. Дочь шотландского землевладельца Мойра Гилрой была с позором изгнана из собственной семьи, когда открылась правда. Ее любовник, могущественный и знатный граф Киркленд отвернулся от нее, отказавшись признать ребенка своим.
Брошенная всеми, одинокая Мойра все время взывала о помощи, и наконец сердце графа смягчилось. Он оказал бывшей любовнице милость, предоставив ей жалкую хижину на краю деревни и выплачивая ежегодно скудную сумму денег. Если бы подросший Эван не научился ловить дичь в лесу, то их жизнь — его и матери, — и без того нелегкая и полная лишений, стала бы совсем невыносимой.
Воспитанный на ненависти матери к графу, на ее непрестанных жалобах на несправедливость жизни, на ее ежедневных причитаниях по поводу житейских невзгод и трудностей, Эван вырос таким же озлобленным, как и его мать, на все и на всех. Два года назад, когда ему исполнилось двадцать лет, он стал заниматься разбоем, стремясь отомстить за свое нищее детство и юность. За короткий срок он приобрел славу отпетого негодяя, а также дерзкого и бесстрашного грабителя.
Когда ограбления участились, граф Маклендон отправил отряд воинов на его поимку. Они упорно шли по следам Эвана, преследуя его днем и ночью. Храбрость Эвана, которой он кичился, всегда бросаясь первым в бой, едва не погубила его. В последний раз их чуть было не захватили. Этот случай поубавил у него прыти и заставил задуматься над тем, что в конце концов ждет их всех. Старый граф умер, и теперь вместо него кланом правил его законный сын и сводный брат Эвана. Графу Гэвину Маклендону нельзя было отказать ни в справедливости, ни в благородстве, но и он относился к Эвану с таким же презрением, как и их отец.
— Если мы не намерены грабить этих заезжих гостей, тогда нам стоит совершить налет на Килмор. Тамошние амбары ломятся от собранного хлеба. Если там больше нечем будет поживиться, тогда продадим хлеб.
— Килмор — хорошо укрепленная деревня, — заметил Эван. — Впрочем, среди тамошних жителей кое-кто нам сочувствует.
— Ничего, когда им будет нечего есть и их дети заплачут от голода, они по-иному начнут смотреть на графа Киркленда, — прорычал Магнус.
Эван закрыл глаза, вспоминая свое голодное детство, и ему стало жалко этих людей.
— Я дал себе обещание никогда не грабить простых и невинных людей.
Глаза Магнуса хищно блеснули.
— Дельце как будто очень выгодное.
Среди подошедших к ним во время разговора грабителей поднялся одобрительный гул. Эван насмешливо вскинул бровь.
— Магнус, у тебя что на плечах? Когда твоя тупая башка начнет хоть немного соображать? Скажи, кому ты собираешься продавать хлеб? Лесным эльфам, которые привиделись тебе во сне?
Все вокруг рассмеялись, и охватившее всех напряжение заметно упало. Смеялись все, но не всем было смешно.
Магнус улыбался так же широко, как и другие, но костяшки на его руке, крепко обхватившей ветку дерева, вдруг побелели. Он был явно вне себя от злости, казалось, еще миг, и он бросится на Эвана. Поняв, какая ему грозит опасность, Эван пригнулся, нащупывая спрятанный в сапоге кинжал. Жаль убивать такого воина, как Магнус, но иного выхода нет. В таких случаях не остается времени для колебаний. Эван знал, с кем имеет дело и какие именно люди оказались в его шайке.
Бессердечные негодяи. Впрочем, как и сам Эван.
Магнус побагровел, и под левым глазом у него дрогнула мышца. Эван приготовился отразить нападение, но его не последовало. Магнус внимательно посмотрел на своих товарищей, затем отвел взгляд в сторону.
Эван медленно выпрямился, оставив кинжал спрятанным в сапоге. Ну что ж, похоже, на этот раз схватки не будет. Впрочем, Эван не обольщался. У него не оставалось сомнений, что в скором будущем поединок с Магнусом неизбежен.
И лучше быть готовым к нему.
В котле тушилось мясо кролика. Помешивая его, Фиона раздумывала над тем, насколько внезапным получится их столкновение с людьми Маклендона, даже если уже известно, что оно вот-вот должно состояться. Не обязательно прямо сейчас и на этом месте стоянки, но встреча должна была произойти. Они намеренно ехали по земле графа, прекрасно зная, что их появление не осталось незамеченным и встречи с людьми Маклендона не миновать. Это был всего лишь вопрос времени.
Внутри у Фионы опять все сжалось и похолодело от страха. Что с ними будет, если она ошиблась в своих расчетах? Единственным ее утешением было поведение Спенсера. Ничего не зная и ничего не опасаясь, тот откровенно радовался их путешествию, воспринимая его как приключение. Его детская непосредственность поднимала мрачное настроение взрослых спутников.
