— Мне — тридцать шесть. Дело идет к столетию.
— У всех нас так. Разве нет?
Ветер спугнул стайку птиц, и они шумно взлетели в воздух. Силван следила за ними взглядом, а он тем временем продолжал наблюдать за ней. Да, ее волосы можно было счесть белокурыми. Кожа девушки отсвечивала, как та жемчужина в диковинной оправе, которую мать Ранда надевала только по особому случаю. В больших зеленых глазах проскакивали искорки, словно она готова была смеяться всю жизнь, но вот однажды почему-то смех сменили слезы, прорезавшие в нежной коже тоненькие лучики, предательски свидетельствующие о былых горестях.
— Давайте спустимся туда. — Силван указала на плоскую площадку под первым уступом.
— Нет.
— Там мы будем за скалой, И она укроет нас от ветра.
— А о том, что вам назад меня тащить придется, вы подумали?
Она смерила своего подопечного медленным взглядом.
— С такими-то мускулами вы и сами наверх заберетесь.
Ранд озадаченно нахмурился. И тут вдруг до него дошло, что ветер не только ему дал возможность чужими выпуклостями да округлостями любоваться, но и его самого во всей красе представил. Черт его дернул это представление устраивать, своим полуголым видом щеголять! Вот и наказан теперь, сидит тут, на фоне скал, в своем балахоне и чувствует себя последним идиотом.
Ранд потуже запахнул халат и стянул шнур на поясе. И тут вдруг почувствовал толчок — коляска двинулась вперед, его мучительница катила ее вниз, туда, куда показывала.
— Не сметь!
Он потянулся было к колесам кресла-коляски, но она строго прикрикнула:
— Не мешайте! А то я потеряю контроль над ситуацией.
«Потеряю контроль над ситуацией». Господи, что за кошмарный язык. Где она только набралась таких словечек? Он оцепенело застыл в кресле, спускавшемся вниз по плавному уклону. Доехав до плоского каменного пятачка, они остановились. Потом Силван слегка подала коляску вбок и назад, задвигая в выемку скалы, куда ветер почти не забирался. После этого она сбросила свою мантилью и, аккуратно сложив ее, положила на землю, а сама уселась на ступеньку коляски.
И все это без единого слова. Так и молчали оба. Ранду не по себе как-то было: слишком открытое место, внизу океан — плоский камень почти висел над волнами. И дико все кругом, пустынно. Даже мурашки по коже побежали, и в груди перехватило.
Но взгляд Силван был безмятежно спокоен. Неуместные на ее лице морщинки разгладились, глаза не отрывались от океана. Она глядела так, Что можно было подумать, будто где-то там, в Пучине волн Атлантики, сокрыто ее спасение.
Это она ради его безопасности так села — на подножку кресла-коляски. Чтобы та невзначай сама по себе вперед не двинулась. Она спасала его. Спасала от него самого.
В былые времена он часто приходил сюда, ища спокойствия и утешения. Если жизнь становилась совсем уж безумной, он надеялся, что суровый, дикий пейзаж умиротворит его раздираемую неистовыми порывами душу. Вот и теперь ритмичность волн, мерно ударяющих о берег, мало-помалу успокоила его. Крики чаек, солоноватый привкус на кончике языка… Тугой комок в груди начал таять. Впервые за долгие месяцы он не думал, не переживал, не копался в ощущениях, а просто был.
Спутница его, похоже, испытывала те же чувства, и, как ни странно. Ранду это было приятно.
Но в ее взгляде, искоса брошенном на него. Ранд заметил жалость.
Чем-чем, а сочувствием он был сыт по горло.
Снова захотелось разозлить ее.
— Имя-то, будь оно неладно, у вас есть? — спросил он прежним требовательным тоном.
— Силван.
— Силван, а дальше.
— Силван Майлз.
Звучало вроде бы знакомо, и он пристально поглядел на нее.
— Слушайте, мы что, встречались раньше? По ее лицу заплясали темные и светлые блики, как бывает на земле под низким, затянутым клочковатыми тучами небом. Уже сама нарочитая бесстрастность, какая-то невыразительность в ее голосе насторожила его.
— Мы когда-то танцевали вместе. Подступившие воспоминания опять разбередили душу.
В Брюсселе они встречались, накануне Ватерлоо, куда она прикатила, подобно множеству других английских дам. Своими приемами и вечеринками они превратили величайшую битву в истории Европы в сущее посмешище, а Силван крутилась в самой гуще этого балагана, заигрывая с каждым встречным и покоряя всех, кто под руку попадется, блистая своими сногсшибательными нарядами, своими прекрасными лошадьми ., своими танцами.
О да, это он прекрасно помнит.
— Боже милостивый. — Ранд ударил кулаком по подлокотнику кресла-качалки. — Вы же тогда с Хиббертом были, графом Мейфилдом. Вы — любовница Хибберта.
Ее безмятежность как ветром сдуло. Она вскочила на ноги.
— Как вы смеете?
— А что я такого сказал? Разве это не правда?
— Нет, это… — Силван на мгновение закрыла глаза, и голос ее дрогнул. — Этого не было.
Ага, вот и попалась. Задевают ее, значит, Намеки на прошлое, да еще как.
— Выходит, вы — такая же, как и всякая иная медсестра или сиделка женского пола, — произнес он тягуче, чуть ли не нараспев, как бы смакуя каждое слово. — Нравы, как бы это сказать, вольные. Но ведь когда вы с Хиббертом время проводили, вы медсестрой еще не были. — Похлопывая по ручке кресла, Ранд продолжал самым оскорбительным тоном, на который только был способен:
— Жены у него не было, и он вообще ни с одной женщиной дела не имел, пока не появились вы.
Она посмотрела на него исподлобья.
— Хибберт был мне самым близким другом, и я не собираюсь выслушивать от вас всякую клевету про него.
— А с чего вы взяли, что я стану клеветать на Хибберта? Мне он нравился. К тому же он погиб, как герой. На поле боя у Ватерлоо.
— То есть совершил нечто большее, чем вы. — Силван тоже сумела добавить в свой голос яду. Видя, что он весь передернулся, она ехидно добавила:
— Кстати, ваш брат тоже ни разу еще женат не был, а ему уж, наверно, под сорок. К тому же он — герцог, ему нужно думать о наследнике.
Ого! Вот все и прояснилось. Охотница за состоянием, значит. Не одна такая уже интересовалась поместьем Клэрмонт-курт. Ну ничего, он ее быстро отвадит.
Ранд откинулся на спинку кресла.
— Так вы сюда явились, чтобы на герцога поохотиться? Я угадал? Хочу вас предупредить…
— Нет, это я вас предупреждаю. — Она помедлила. — Довольно. Слышать вас больше не желаю.
— Я не позволю вам изуродовать жизнь моему брату. Гарт узнает от меня всю правду — то, что вы — шлюха, каких еще поискать надо.
Развернувшись, Силван двинулась по тропе с вверх, а он глядел ей вслед и торжествовал. Все-таки он прогнал ее, эту потаскушку. Да, но…
— Эй, подождите!
Она оглянулась, на губах жесткая усмешка.
