Мелодичный смех отвлек Жоана от книги, в которую он был полностью погружен, и он мгновенно узнал его обладательницу. Это была Санча Арагонская, племянница короля Неаполя, княгиня де Сквиллаче и супруга Джоффре Борджиа, младшего из сыновей Папы, которая прибыла на встречу дам, назначенную на этот вечер в книжной лавке.
– Вы недостаточно красивы, не богаты, не знатны для меня, – говорила она Никколо, глядя ему прямо в глаза.
Санче было восемнадцать лет, но она вела себя с апломбом и весьма самоуверенно, что обычно присуще зрелому человеку. Несмотря на то что ее нельзя было назвать одной из красивейших дам Рима, она выделялась среди них своим очарованием и излучаемой ею чувственностью. Живые карие глаза Санчи искрились, кожа у нее была светлой, а улыбка, которая легко переходила в звонкий смех, и чудные волосы цвета воронова крыла, которые она не красила в русый цвет и не скрывала под вуалью вопреки обычаю, распространившемуся среди многих дам, делали ее еще более привлекательной. Она лишь собирала часть волос у висков в косички и завязывала их узлом на макушке, позволяя основной массе свободно струиться по плечам и спине. Время от времени Санча украшала волосы цветами или драгоценностями, а иногда надевала шляпу в стиле амазонки.
Обычно она одевалась по валенсийской ватиканской моде, и ее парчовые платья, расшитые золотом и драгоценными камнями, отличались роскошными декольте, позволявшими частично созерцать ее груди.
– Но зато я могу рассмешить вас, синьора, – ответствовал Никколо, беря ее за руку. – А это – приглашение к любви.
Флорентиец улыбался и сверлил даму взглядом своих лукавых глаз, а его заостренное лицо напоминало Жоану мордочку гигантской мыши – одновременно дерзкой, хитрой и мудрой. Его слабость в отношении женского пола была хорошо известна – до такой степени, что друзья одарили его прозвищем Иль Макио, что одновременно означало сокращенный вариант его фамилии Макиавелли и намекало на его постоянные авантюры с дамами различного социального положения и возраста, чем он с удовольствием хвастался.
Санча снова рассмеялась и отняла руку, позволив флорентийцу подержать ее несколько мгновений. Прежде чем ответить, она лукаво оглядела его с головы до ног.
– Должна признать, что вы достаточно забавны, мой друг Никколо. Возможно, если бы вы были чуть выше ростом…
И она снова расхохоталась, наслаждаясь выражением лица флорентийца. Жоан, наблюдавший за этой сценой, решил наконец вмешаться и подошел к княгине, чтобы выразить ей свое почтение. Он ненавидел роль зануды, но посчитал, что его друг, который обычно вел себя исключительно благоразумно и дипломатично, на этот раз позволил себе чересчур много в отношении Санчи.
– С этой дамой у вас будут одни лишь проблемы, – предостерег он Никколо, когда княгиня зашла в большой зал, куда постепенно прибывали остальные синьоры. – Вы прекрасно знаете, что она замужем за Джоффре, сыном Папы.
– Ну да, и, тем не менее, Санча была и является любовницей двух других сыновей понтифика, – добавил флорентиец. – Сначала Цезаря Борджиа, а теперь и Хуана.
– Вот и еще одна причина, чтобы держаться от нее подальше. Не ищите проблем на свою голову. Она будет кокетничать с вами и не постесняется делать это публично, в присутствии свидетелей. Однако дальше она не пойдет. Ей нравятся ваша преданность и комплименты, но она высказалась достаточно ясно. Вы недостаточно богаты и знатны для нее.
– И недостаточно красив, – с сожалением произнес Никколо. – Я прекрасно сознаю, что вы правы, но эта женщина сводит меня с ума, и я не могу ничего с собой поделать, чтобы изменить мою манеру разговора с ней.
– Я не знаю, каким образом ей удается выйти незапятнанной из постоянного кокетства и всей этой любовной возни, – продолжал Жоан. – Но не рассчитывайте, что все те, кто смотрит сквозь пальцы на похождения княгини, – возможно, потому, что она олицетворяет собой некий союз между Неаполем и Ватиканом, – отнесутся к вам таким же образом. Однажды на рассвете ваше тело может быть обнаружено плавающим в Тибре.
– Вы абсолютно правы, патрон, – признал Никколо разочарованно. – Постараюсь сдерживать себя.
Чуть позже Жоан прошел через зал, где собрались дамы. Кроме Санчи, там находились Лукреция Борджиа, дочь Папы и ближайшая подруга княгини, а также другие гранд-дамы ватиканского двора, в том числе супруга посла Испании, привлекательная, элегантно одетая женщина. Его жена Анна стояла посреди зала и, приняв достойную важной дамы позу, читала по-латыни поэмы Джакопо Саннацаро [2]; делала она это с выражением и великолепным произношением. Саннацаро был личным другом короля Неаполя, и Санча, которая также писала стихи, обожала его произведения. Анна была одета в модное платье из красного бархата с небольшим квадратным вырезом и вышивкой. Вырез был скромным и не оставлял даже намека на то, что под ним кроется грудь. На какое-то мгновение взгляды Анны и Жоана пересеклись, и она продолжила чтение.
Жоан восхищался тем, каким образом его супруга с помощью княгини гармонично вписалась в круг дам, составлявших высшее ватиканское общество. Анна, несмотря на свое мещанское происхождение, была вдовой неаполитанского гранда, и Санча, тоскуя по родине, незамедлительно приняла ее под свое крыло как подругу и относилась к ней таким образом, как если бы предыдущий супруг Анны принадлежал к высшим слоям общества. Соответствующее поведение Анны и ее воспитание сделали все остальное.
Тем не менее Жоану было далеко до того, чтобы аристократы признали его своим. Жоана ценили как удачливого коммерсанта, уважали его знания, касающиеся книг, а после нападения на лавку стали считать его опытным воином. Но этим все и ограничивалось. Жоан был для аристократов простолюдином. Он говорил сам себе, что, возможно, в этом и заключалась причина его беспокойства. Анна, его супруга, занимала слишком высокое положение в обществе, и Жоан чувствовал, что это, вкупе с ее красотой и изяществом, будет причиной возникновения проблем.
Анна видела, как ее муж прошел через зал, и отметила, что он посмотрел на нее без улыбки. Жоан показался ей мрачным, и Анна подумала, что его что-то гнетет. Тем не менее она продолжила чтение уверенно и спокойно, хотя мысли ее были в том измерении, где Санча Арагонская частенько говорила ей:
– Ваш муж красив, умен, воспитан и, думаю, так же убедителен в постели, как и во владении оружием, что он недавно продемонстрировал. В качестве любовника для вас он великолепен, но никак не в качестве мужа.
– Я люблю его с детства, – отвечала Анна. – И люблю до сих пор.
– Да что общего между любовью и браком? – настаивала княгиня. – Любовники – для любви, а брак – это сделка. Вы совершили плохую сделку. Мой брак – это политический союз, в котором заинтересован Папа, а я со своей стороны что хочу, то и делаю.
– Вы очень смелы, синьора.
– А вы могли бы быть королевой Рима. Изящество и красота женщины ценятся гораздо выше, чем те же качества мужчины. Это – власть. А вы растрачиваете все попусту в браке с простолюдином. О чем вы только думали, соглашаясь на свадьбу подобного рода?
Анна прекрасно помнила, при каких обстоятельствах Жоан сделал ей предложение. Шла война, она только что овдовела, носила под сердцем младенца, дворец ее супруга был разграблен и сожжен, а родственники мужа оставили ее ни с чем. Помимо всего прочего, мелкая неаполитанская аристократия повернулась к ней спиной после того, как Жоан публично признался ей в любви, что, разумеется, было необдуманно. Анна отвергла его, когда узнала, что именно Жоан отнял жизнь у ее мужа. Но Жоан убедил ее, упорно настаивая на том, что смерть ее мужа была исключительно результатом военных действий, и смог покорить своей любовью и обещанием блестящего будущего среди книг для нее и ее сына. И до сего момента ни на йоту не отступился от своего слова.
– Я люблю его.
– Я уже говорила вам, что это полный вздор, – отвечала пылкая принцесса. – Неужели вы не видите, какими глазами на вас смотрят мужчины? Не может такого быть. Пользуйтесь их восхищением сейчас, пока вы молоды, будет у вас еще время подумать о прочем, когда состаритесь. Найдите себе достойного любовника.
