Роберт озадаченно нахмурился.
– Откуда вы знаете, что это Йен, если…
– Если не вижу его, вы хотите сказать? – спросила она, и Роберт в ответ хмыкнул, немало смущенный собственной неуклюжестью.
– Я чувствую, – сказала она, впервые стараясь объяснить свой темный мир. – Мы больше, чем тела и лица. У человека столько других маленьких особенностей, что если быть внимательным, без труда их распознаешь. Я знала Йена в детстве. Звук голоса, отсутствие кончика пальца на правой руке. – В первый раз за это утро она по-настоящему улыбнулась. – Гладкая, самодовольная чепуха, которая льется, стоит ему открыть рот. Все это отличительные признаки.
Роберт невольно улыбнулся, и злость, которую он испытал к священнику, немного остыла.
– Самодовольная чепуха или что другое, но именно он нас обвенчает.
«Обвенчает». От этого слова у Имоджин живот свело холодом. Для поддержки она положила руку на грудь Роберта.
– Вы уверены, что хотите этого? Я понимаю, вы это делаете, чтобы получить землю, но, наверное, есть какие-то другие способы… – Она ощутила беспокойство в своем голосе, но не знала, что больше боится услышать в ответ – «да» или «нет».
Роберт накрыл ладонью ее маленькую нежную ручку, стараясь не думать о том, какие у него мозолистые, в грубых шрамах руки.
– Вы пытаетесь сказать, что не хотите выходить за меня замуж? – спросил он таким тоном, как будто ответ ему не важен.
Она помедлила, потом покачала головой. Спасения нет. Не Роберт Боумонт, так кто-то другой. Роджер не даст ей сбежать, не даст выйти из своей жестокой игры, об этом нельзя забывать. И еще нельзя забывать о том, что Роберта выбрал он.
Чем думать о его грудных мышцах, которые она ощущала под туникой, лучше бы подумать о собственном выживании.
Роберт дал себе мгновение на передышку, потом коротко сказал:
– Отлично! – Не удержался и нежно поцеловал ее в лоб, наслаждаясь нежностью кожи. – Тогда пойдем и поженимся, малышка!
Церемония прошла как в тумане. Позже Имоджин не могла вспомнить ничего, кроме того момента, когда Роберт чистым, сильным голосом произнес обет. На какой-то миг ее душа оживилась, в ней колыхнулась вера в хорошее.
Но тут же пришлось напомнить себе, что этого человека прислал брат. Она боролась с собой и потому не обратила внимания на приветственные крики, когда Роберт нагнулся ее поцеловать.
Он на секунду задержался, купая ее губы в тепле своих губ. Имоджин ахнула от острого, звенящего чувства. Роберт завладел ее губами, как своей собственностью.
От этого поцелуя, казалось, ожили все нервные окончания, огонь пробежался по телу, щекоча и дразня. Это было настолько не похоже на все, что ей приходилось испытывать, что она поддалась инстинкту – приоткрыла рот. Единственным откликом собственной воли было желание прижаться к Роберту.
Его язык медленным, дразнящим движением пробежался по зубам и скрылся. Касание было коротким, но когда прекратилось, она почувствовала себя покинутой. На долгий момент она забыла о зрителях, но когда Роберт отодвинулся, сквозь туман, которым он ее окутал, стали доноситься голоса. Она застыла, поняв, что не только забыла обо всех, но и почувствовала себя в полной безопасности. Впрочем, наверное, в руках Роберта любая будет чувствовать себя в безопасности.
Имоджин еще не отошла от шока, а Роберт уже объявил, что приглашает всех высказать почтение новому хозяину Шедоусенда и его жене. Он отвел ее к креслу возле камина и во время всей последующей церемонии неотлучно стоял рядом. По другую сторону кресла молча, как часовой, стояла Мэри, но Имоджин чувствовала, что старая подруга тоже старается придать ей силы и уверенности.
За этим последовала грандиозная сумятица. По одному подходили люди, кланялись и выходили из комнаты. Людей было так много, что Имоджин очень быстро смешалась, но гордость не позволяла это показать.
Имоджин чувствовала на себе взгляды людей – каждому хотелось увидеть прославленное уродство леди. Некоторые и так знали, а скоро будут знать все, и вместо загадочного существа она станет частью знакомого им мира.
Слепой Леди. Ложно-значительной безымянной придет конец.
Когда Мэри тихо сказала, что ушел последний, Имоджин чуть не заплакала от облегчения, но величественно встала и потребовала отвести ее в спальню: Роберт немедленно подал ей руку.
Тепло руки соблазняло, но страх был слишком свеж, и Имоджин отказалась от комфорта, который ей предлагался. Она не даст себя одурачить.
Она стряхнула его руку.
– Нет. Пусть Мэри. – Голос дрожал, но голова была вызывающе вскинута. Она услышала, как Роберт потрясение со свистом выдохнул. Публичный отказ вызвал негодование, но новоиспеченный муж быстро его спрятал.
– Конечно, – тихо сказал он, но по пустой комнате голос разнесся рыком.
Имоджин сделала вид, что не заметила его раздражения, и вышла из зала королевской поступью, как ее когда-то учили. Оказавшись в спальне, она поскорее отпустила Мэри. Ей было крайне необходимо побыть одной, разобраться в сумятице чувств.
Она съежилась в кресле, закрыла лицо руками. Она боялась больше, чем когда-либо в своей жизни. Что реально, а что ложно в этом странно перевернутом мире?
Имоджин почти поверила в тот поцелуй.
На момент она почти почувствовала, что не все здесь игра. Почти утратила себя в этом мужчине. Почти.
Как жаль, в самом деле, что она так легко дала себя вовлечь в сказочный мир, который он смастерил. Спасибо любопытным взглядам гостей, они сняли с нее кожу слой за слоем и заставили вернуться к суровой реальности.
А реальность состояла в том, что все хотели увидеть леди Калеку, хотели почувствовать неясный, мучительный трепет при соприкосновении с уродством. Может, они были слегка разочарованы, что ее увечье не так заметно, но зато смогли увидеть все безобразие ее темноты. Имоджин никогда не давала себе о нем забыть, как бы ни соблазнительно это было.
Ее увечьем была темнота, но на миг Роберт ослепил ее вспышкой, а Имоджин не могла позволить ему взять такую власть над ней. Она не должна забывать, кем стала и кто ее такой сделал. Она не должна забывать, что Роджер украл ее зрение, украл ее юность. Нельзя было забывать, что человек, отобравший у нее саму жизнь, – тот же самый человек, что прислал Роберта в ее темницу. Если Имоджин забудет, то Роджер победит.
Она вздохнула. Легче сказать, чем сделать. Она так давно не чувствовала чужой заботы. Забывать вообще легко. Реальный мир Имоджин становился менее реальным, когда она тонула в грубо-нежном обаянии Роберта.
Потеряться в этом обаянии было бы ужасно.
Роберт подошел к большому письменному столу в центре комнаты. Стол за ненадобностью был покрыт пылью. Ладно, дуб качественный, а пыль продержится недолго.
