Он повернул в маленькую темную улицу, предпочитая ее широким блестящим бульварам, и медленно пошел по ней, держа под мышкой свою шляпу и с сигарой в зубах, которую он, впрочем, забыл закурить. Он вспомнил тот, другой вечер, два года тому назад, когда он тоже был в опере и впервые увидал Сару Дезанж, но не в ложе или из ложи, как теперь, и не из партера. Он был беден тогда и сидел в дешевых местах, не желая одолжаться и принять место в театре от своего приятеля. Он не хотел никому обязываться, и эта преувеличенная щекотливость в таких делах была типичной для него.
Он не мог припомнить в свои двадцать восемь лет, чтобы он был беззаботно весел когда-нибудь. Его мальчишеские годы прошли в упорной и угрюмой подготовке к юношеским годам, а юношеские годы – к позднейшему зрелому возрасту.
Мать свою он едва помнил, разве только как бледный образ, сливающийся с поблекшими обоями детской. Он жил всегда вместе со своим отцом и делил с ним его честолюбивые мечты, как делил и скудную жизненную обстановку.
Вообще жизнь не баловала Жюльена и была тягостной для него. Но в конце концов он добился успеха.
Единственный сын тоже единственного сына, последний представитель расы, чертовски гордый, как только может быть гордым нищий аристократ, Жюльен с детства имел перед собой уже вполне определенную карьеру. Он был слишком беден для дипломатии и мог выбирать только карьеру адвоката. И вот Жюльен выбрал ее, изучил законы и достиг успеха.
Было уже решено с самого начала, что, как только у него накопится достаточная сумма денег, он выкупит их дом. Он беспрекословно соглашался на всякий план, но не вследствие своей беспечности или неспособности к критике, а потому, что у него не было времени, чтобы исследовать более тщательно и составить себе собственное мнение о своей карьере, и только за последние годы он начал замечать в ней пробелы: некоторые из них зависели от недостатка свободы действий, другие же от узости взглядов.
Но его воспитание, тренировка и самообуздание развили у него терпимость, и притом он был великодушным человеком. Он убедился также – хотя его чувство справедливости возмущалось против этого, – что ему необходимо усвоить себе взгляды своего отца и его осмотрительность.
Он был не из тех людей, которые способны широко мыслить, а из тех, которые обладают упорством и в девяти случаях из десяти достигают цели таким путем.
«Во всяком случае, отец приучил меня к труду, и в значительной степени моим успехом я обязан ему», – добродушно уверял себя Жюльен. Он был привязан к своему отцу, и его острый ум давал ему возможность оценить его усилия, направленные к выполнению своей отцовской роли на жизненной сцене. Не обладая особенной силой воображения, отец Жюльена старался быть для него тем, чем, по его мнению, должен быть современный отец для своего сына. Он редко хвалил его, но в действительности очень близко к сердцу принимал его успехи.
Отец Жюльена усвоил себе позу равнодушного отношения ко всем вещам, и постепенно эта поза сделалась главной чертой его характера. Даже теперь, когда Жюльену случалось выиграть какое-нибудь крупное дело, он только вскользь говорил ему, идя после обеда в свой клуб:
– Интересный выпал денек для тебя, а?
И Жюльен отвечал равнодушно, соблюдая правила этой игры:
– О да, вполне!..
В душе же Доминик де Гиз с восторгом думал: «Черт возьми, ведь мальчик-то победил всех их!.. В таком деле! Он молодец!..»
Однако он никогда не позволил бы себе высказать громко такие чувства, разве только если бы напился, что с ним еще никогда не случалось в жизни.
А Жюльен хлопал старого слугу Рамона по его сгорбленной спине и сообщал ему великую новость о выигранном им крупном судебном деле, и Рамон, поступивший на службу в дом его отца еще до рождения Жюльена, разражался радостным, веселым смехом.
Рамон был доволен. Теперь у него был под командой мальчик, и домоправитель занимал положение рядом с ним. Пища была превосходная, и все было в порядке.
– Вы тоже должны были бы окружить себя большим блеском, молодой барин, – говорил он Жюльену.
– А посмотри-ка на мои новые платья! Разве в них не заключается слава для тебя? – поддразнивал его Жюльен.
– Платья только тогда приносят пользу, если они надеваются со специальной целью, – возражал Рамон с ударением, – и для кого-нибудь.
Для Рамона было наслаждением помогать одеваться своему молодому господину, надевать на него подбитый атласом сюртук, белоснежную манишку, галстук и блестящие патентованные ботинки.
– Ах! – восклицал он. – Вы умеете носить костюмы…
Это даже не было лестью. Всякий костюм, надетый Жюльеном, приобретал особенный шик.
– Я становлюсь щеголем. Неужели ты хочешь этого? – с негодованием говорил Жюльен, тактично отодвигая брильянтин, пахнущий фиалками, который был последним приобретением для его туалетного стола.
Странным образом теперь, возвращаясь домой из оперы, он вдруг вспомнил о словах старика Рамона, что надо носить новые платья «для кого-нибудь».
Но два года тому назад его «смокинг» (как упорно называл Рамон его парадный жакет) уже начал лосниться, белоснежное полотняное белье было большой роскошью, а о патентованных кожаных ботинках невозможно было и думать. В опере он сидел на дешевых местах и, прежде чем увидел Сару, испытал досадное чувство, услышав, как кто-то сказал поблизости, что идет сильный дождь. Он знал, что ботинки его пропускают воду, и постоянно боялся простуды, связанной, может быть, с потерей голоса. Но он увидел Сару, и все эти мелочи жизни сразу исчезли…
Ничего нет особенно удивительного в том, если мужчина, увидев женщину в каком-нибудь публичном месте, вдруг почувствует сильнейшее желание познакомиться с ней.
Красота пробуждает интерес повсюду. История полна примеров любви, вспыхнувшей с первого взгляда и сгубившей потом влюбленных. Едва ли существуют такие мужчины или женщины, даже среди заурядных людей, которые хотя бы на один момент в своей жизни не испытывали порой страстного желания познакомиться с женщиной или мужчиной, которую или которого они только что увидели, почувствовал какую-то тайную симпатию между ними и собой. Но проходит этот момент, и обыденность снова вступает в свои права.
Так было с Жюльеном. Он увидел Сару, и его прихотливым взорам она показалась совершенством, так как отвечала всем его требованиям, предъявляемым женской красоте. И он знал, что будь он богатым, то непременно сказал бы себе: «Вот женщина, которую я хотел бы иметь своей женой».
Он отправился в фойе, чтобы увидеть еще раз Сару и услышать ее голос, и нашел, что у нее голос именно такой, чистый и приятный, какой должен быть у такой красавицы.
