Заложив руки за спину, он встал на коврике возле камина и взглянул на Кэтрин из-под полуопущенных век.
– Как вы предпочитаете провести сегодняшний день? Отправиться в зоологический сад или посетить «камеру обскура»?
Кэтрин взяла шляпку, водрузила ее на голову и, взглянув в одно из множества висевших здесь зеркал в роскошных рамах, решила, что совершенно не подходит к этой обстановке. Она подумала, что, явившись сюда, сделала глупость и приуныла. Лучше уж было одной отправиться к мистеру Бизли. Она обернулась к Седрику, не в силах скрыть правды.
– Я была бы рада пойти куда угодно, но мне не стоит показываться на улице вместе с вами. Взгляните на меня! Я же просто ужасно одета!
Седрик пришел в восторг. Для него даже в этом нелепом платье она была игрушкой – юная, свежая и неискушенная! Он, всегда окруженный такими дамами, которые и помыслить не могли о подобном целомудрии, был очарован. Какое счастье, что удалось вырвать ее из кельи викария! Кэтрин создана для иной жизни. Взяв Кэтрин под руку, он повел ее на Куинз-Роуд в маленький уютный магазин. Здесь им предложили чашку чая.
В такое мгновение он наслаждался своей ролью опекуна, хотя прекрасно сознавал, что она может затянуться и даже положить конец нынешней интрижке с актрисой и даже продолжительной, перемежавшейся то ссорами, то примирениями, связи с супругой одного известного политика. В какой-то момент он едва не пожалел о своем порыве и утраченной свободе, но уже следующий взгляд на Кэтрин развеял в прах эти малодушные соображения. Она была прелестна, и он не пожалеет о потраченном времени.
– Мое дорогое дитя, вам не следует недооценивать себя, – ослепительно улыбнулся он Кэтрин. – В вашем наряде нет ничего ужасного. И я польщен оказанной мне честью стать вашим гидом. А теперь вернемся домой, вы освежитесь перед ланчем, и мы отправимся в город.
Он дернул за шнурок колокольчика, и в комнате для гостей возникла горничная. Миловидная, бойкая девушка – ведь, как известно, горничные все до одной миловидны, – она тут же предложила распаковать багаж Кэтрин, но та стеснялась своего потрепанного саквояжа и его жалкого содержимого. «Я словно бедная родственница», – подумала Кэтрин, снова оставшись одна, и вошла в просторную ванную. Здесь были и расписанный цветами рукомойник, и уборная, и массивная ванна с ножками в виде птичьих лап, с золочеными кранами, из которых шла и холодная, и горячая вода.
Она осторожно исследовала всю эту роскошь, но вымыла лишь лицо и руки. «Интересно, смогу ли я принять вечером ванну, – зачарованно размышляла она. – Надеюсь, дядя мне позволит ею воспользоваться».
Она и не подозревала, что лившуюся из горячего крана воду никто не греет в ведрах и не таскает потом на верхний этаж. Она могла принимать ванну, когда ей вздумается, а не только вечером по понедельникам: газовая горелка под баком с горячей водой пылала постоянно, и воду отсюда брали для повседневных нужд – хоть бы и для стирки. Как чудесно было погружаться в эту удивительную ванну, отделанную восточной керамической плиткой, в окружении резных деревянных панелей на стенах! Кэтрин всякий раз испытывала истинное блаженство.
Седрик оказался превосходным хозяином, он окружил ее таким вниманием и заботой, что за неделю, проведенную в его доме, Кэтрин узнала столько нового, сколько ей не приходилось узнавать за год под опекой отца и миссис Даулинг. И не только чудеса домашней техники – с ними она освоилась моментально, – но те тонкости поведения, о которых не следует забывать леди, собиравшейся вращаться в высшем свете. Правда, Кэтрин еще твердо не решила, хочет ли она этого. Не отвергая дядиного предложения, она все еще не оставляла мечты о финансовой независимости.
Набравшись отваги, она употребила те деньги, которыми располагала, на приобретение готового туалета из черной ткани, состоявшего из юбки, отделанной бархатом и со складками сзади, жакета, стянутого в талии и со свободными рукавами, и шляпки, едва прикрывавшей лоб и дополненной черной вуалью и страусовыми перьями. В новом наряде она чувствовала себя намного увереннее и могла высоко держать голову рядом с Седриком, когда он приводил ее в какое-нибудь кафе для избранных или роскошный ресторан.
Постепенно у нее вошло в привычку просыпаться по утрам от далеких звуков городской суеты: грохота карет, выкриков уличных торговцев, обрывков песен и гудков барж, спускавшихся по реке к морю, лавировавших меж грозных утесов, где вода за миллионы лет проложила себе глубокое русло. Однажды утром, спустившись к завтраку, она увидела, что Седрик распечатывает ответ от мистера Бизли. На следующий же день Джапп отвез их на вокзал Тепл-Мидз, откуда они отправились в Лондон в вагоне первого класса.
Когда паровоз дал прощальный гудок и выехал за пределы города, душу Кэтрин охватило сильное волнение и ее сердце забилось в такт торопливо стучавшим колесам. Как самонадеянно было полагать, что она способна проделать этот путь самостоятельно. Седрик, понимавший ее состояние, как истинный мудрый наставник старался успокоить ее и по мере сил подготовить к предстоящей встрече с мистером Бизли. Она была в новом костюме, в руках держала ридикюль. Вместо старого коврового саквояжа у нее теперь имелся роскошный кожаный чемодан, в данный момент помещенный в багажную сетку у нее над головой. Уоллер ехал в этом же поезде, ближе к почтовому вагону, готовый взять на себя такие мелочи, как поиски кеба на месте их назначения.
«Просто поразительно, как деньги способны изменить жизнь человека», – думала Кэтрин, когда в их купе постучали и явившийся стюард, облаченный в белоснежный сюртук, сообщил, что в вагоне-ресторане для них сервирован ланч. «Нельзя сказать, чтобы мне это не нравилось, – продолжала рассуждать девушка. – Гувернантка? Компаньонка? Ну, пожалуй, этот род занятий, хотя и имеет некоторые преимущества, поставил бы меня примерно в то же положение, которое занимает сейчас Уоллер: несчастное создание, призванное вечно оставаться на побегушках. А с другой стороны, могу ли я принять предложение дяди Седрика и стать его подопечной? Думаю, что нет. Несмотря на всю его доброту, я больше не смогу чувствовать себя свободной, я буду всем ему обязана. Да к тому же я уверена, что он пустится во все тяжкие, стараясь подыскать мне мужа. Но когда буду выходить замуж, если я буду выходить, я бы хотела выбрать себе супруга сама, чтобы его можно было любить и уважать и он не оказался бы набитой деньгами куклой с громким титулом и куцыми мозгами».
Против ожиданий Седрика, Кэтрин знала о взаимоотношении полов гораздо больше, чем полагалось в те времена хорошо воспитанной невинной девице. Джон Энсон, всегда старавшийся быть с нею честным, давно ответил на все интересовавшие ее вопросы. Он пояснил Кэтрин, что ее мать очутилась на брачном ложе в совершенном неведении относительно того, что с нею должно произойти, – и после этого он дал клятву, что не позволит случиться подобному с его дочерью.
