Небольшое расстояние от кофейного домика Дюваля до его собственного дома показалось Пуантро бесконечным. Мысли, одна мрачнее другой, теснились в голове.
Охранники убиты! Дураки! Идиоты! Тупицы! Не было никаких сомнений, что эти двое — его люди, иначе Уитни с сообщником не смогли бы скрыться! Убиты двое… когда, по его расчетам, должны были погибнуть трое. Впрочем, не это беспокоило его в первую очередь.
С возрастающей тревогой, стараясь сдержать дыхание, Пуантро пробирался по темному коридору. Он пытался успокоить себя мыслью, что скоро его волнения окончатся. Еще несколько шагов, и он откроет заветную спальню, где Габриэль безмятежно спит в своей постели. Он сразу же разбудит ее, именно так, как планировал. Новость, которую он сообщит ей, будет немного отли чаться от той, что предполагалась по плану. Вместо того чтобы утешать Габриэль из-за смерти похитителя, он увезет свою любимицу туда, где этот чертов капитан никогда не сможет ее отыскать. Они покинут Луизиану и никогда — никогда — не вернутся!
Перед дверью в спальню Габриэль он остановился. Вся ярость покинула его — осталось только чувство страха, когда он медленно, дрожащей рукой повернул ручку и открыл дверь.
Отблеск висевшей в коридоре лампы проникал в комнату, и у Жерара перехватило дыхание.
Нет… нет… нет… нет!
Не веря своим глазам, он увидел, что постель Габриэль была неразобрана и пуста! Она исчезла! Боль пронзила так сильно, что он вынужден был сесть.
Габриэль… Габриэль… Боль усилилась, захлестнув его целиком. Он знал, на этот раз Габриэль не похитили.
Она бросила его.
Сумерки. Слабый огонек лампы. Жизнь ночного заведения не была слышна в этой отдаленной комнате. Тишина нарушалась лишь прерывистым дыханием Рогана. На стуле рядом с его кроватью молча сидела Габриэль.
Еще раз взглянув на повязку, которая закрывала всю его грудь и плечо, она тяжело вздохнула. Повязка слегка пропиталась кровью, но ее мало утешало то, что с тех пор, как ушел доктор Торо, пятно крови не увеличилось.
Капитан Уитни потерял много крови.
Габриэль вздрогнула и встала на колени у изголовья кровати. Клариса и Пьер вернулись вскоре после ухода доктора Торо и принесли порошок, который она должна была дать Рогану, если у него начнется лихорадка. Они тут же ушли, чтобы избежать каких бы то ни было подозрений.
Габриэль понимала, что Клариса пережила сильнейший стресс. Она бы предпочла остаться у кровати Рогана, но пренебрегла своими чувствами ради желания Рогана. Ей было также ясно, что Пьер Делиз готов пожертвовать собой ради Кларисы и будет рядом с ней, несмотря ни на что.
Влюбленный мужчина… Габриэль всхлипнула, вспомнив восторг тех ночей, которые она проводила в объятиях Рогана на борту его корабля. Воспоминания обрушились с разрывающей душу ясностью. А теперь мощные руки Рогана безжизненно лежат вдоль тела, и некого винить, кроме себя.
Она была трусливой, слишком слабой, чтобы сделать шаг, который предупредил бы губернатора об опасности, исходившей от ее отца! Жизнь Рогана была поставлена на карту, а она лукавила, решив, что нашла наилучший выход из положения, такой, который смог бы сберечь ее любовь к каждому из двух непримиримых противников.
Как горько она ошибалась! Два прекрасных человека, Клариса и Пьер, подвергали себя смертельной опасности из-за ее слабости, а жизнь Рогана висела сейчас на волоске.
Габриэль, глядя на безжизненное лицо Рогана, перебирала в памяти чувства, которые пережили они за время их короткого знакомства — ярость, презрение, неуверенность, а затем… любовь. Она вспомнила золотистый свет, мерцавший в его глазах, когда они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и то счастье, которое им суждено было пережить вместе. Она воскресила все мельчайшие подробности их знакомства и вновь ощутила силу, которую придавала им любовь, ставшая для них не только физической близостью, но и единением двух душ.
Слезы катились по ее щекам. Положив голову на подушку рядом с Роганом, Габриэль погладила пальцем его щеку. Она не была уверена в том, что он ее слышит, но чувствовала необходимость говорить, высказать ему свои чувства.
— Роган… — ее голос прервался. — Мой дорогой, извини меня. Я была такой дурой. Я потеряла так много времени, ненавидя тебя. Я убедила себя, что ты — кровавый пират и убийца, такой, как о тебе говорили, несмотря на то, что все во мне сопротивлялось этому. Я растерялась, когда зародились совершенно другие чувства. И даже когда я лежала в твоих объятиях, когда мы делили с тобой радость любви, когда дни и ночи были заполнены мыслями только о тебе и я не могла помыслить своего прошлого, настоящего и будущего без тебя, я все еще не могла принять эту правду.
Габриэль тяжело вздохнула.
— Сейчас я принимаю ее, Роган. Я люблю тебя. Я помню чувства, которые ты пробудил во мне, страх, когда я открыла глаза и впервые увидела тебя, склонившегося надо мной в монастыре. Мне казалось, что это сон и пришел человек, которого мне предназначено полюбить, но для этого надо будет пройти длинный и сложный путь, требующий большего мужества, чем у меня есть. — Немного помолчав, Габриэль продолжала: — Я предала нашу любовь, Роган. Сейчас я это знаю. Это произошло в тот самый момент, когда лодка губернатора подошла к твоему горящему кораблю и ты отпустил меня, предоставив мне самой принять решение. Я позволила разлучить нас, как будто это не мы находились в объятиях друг друга. Я так сожалею, что не пошла вместе с тобой, Роган. Я так об этом сожалею, всем моим сердцем.
Замолчав, так как на глаза снова набежали слезы, Габриэль нежно коснулась губами недвижимой щеки Рогана.
— Сможешь ли ты простить меня, дорогой?
Ее голос вновь оборвался, и ей стоило большого труда продолжить:
— Прости меня, пожалуйста, потому что я люблю тебя и… никогда не смогу простить себя сама.
Молчание было ей ответом. Габриэль не смогла сдержать рыданий, слезы бурно потекли по ее лицу. Погрузившись в свое отчаяние, она пропустила момент, когда щека Рогана ожила под ее пальцами и раздался едва слышный звук.
Сердце бешено застучало, когда голова его медленно повернулась в ее сторону, а глаза приоткрылись, сверкнув знакомым золотистым блеском. Габриэль заметила, как чуть шевельнулись его губы.
— Роган!
Она ощутила то неимоверное напряжение, с каким он пытался что-то сказать, и ее тревога опять возросла.
— Не делай никаких усилий. Ты должен отдохнуть.
— Нет…
— Не пытайся говорить, Роган…
Она замерла на полуслове, когда его рука медленно поднялась и он коснулся ее головы. Собрав силы, он прошептал:
— Я люблю тебя, Габриэль…
