– Я к вам обращаюсь, сэр. – Голос судьи заставил Моргана отвлечься от мрачных мыслей. – Я хочу знать, о чем вы, черт возьми, говорите?
– Я репортер из «Нью-Йорк таймс», сэр, и занимаюсь журналистскими расследованиями. Под видом ремонтного рабочего я проник в дом мисс Блэкмор для того, чтобы… узнать правду о некоторых ее знакомых… о тех, кого она считает своими друзьями.
– «Нью-Йорк таймс», вы сказали? – переспросил судья.
– Да, сэр.
– Так, значит, вы тот самый человек, который выдвинул обвинение против Боути Скотти?
Лицо Моргана выразило удивление:
– Да, сэр.
– Ну, тогда ты – чертовски хороший журналист, сынок.
– Спасибо, но…
– Никаких «но»! Всем известна ваша честность и неподкупность. Вы всегда говорите правду. А теперь получается: вы пришли сюда, чтобы заявить мне о моей ошибке? – гневно спросил Хартуэл.
– Да, сэр, так и есть. Но ошиблись не только вы. Я сам переступил порог Блэкмор-Хауса с готовыми обвинениями. И долгое время пренебрегал всем, что шло вразрез с моими первоначальными представлениями о Лили Блэкмор.
– О Боже, в это просто невозможно поверить! Более странного заявления мне не приходилось слышать за всю мою жизнь. Почему вы решили сделать его?
– Потому что я люблю эту женщину. Я полюбил ее с того самого мгновения, как впервые увидел. Но я был слишком горд, чтобы признать это сразу. Я был в курсе всего, что о ней говорили. И как же я – известный всем поборник справедливости и нравственности, – в голосе Моргана отчетливо прозвучали насмешка и ирония, – мог полюбить женщину с погубленной репутацией? – Он с отчаянием покачал головой. – Я думал, что Лили Блэкмор ведет беспутную, легкомысленную жизнь, что норм морали и нравственности для нее не существует. – Морган закрыл глаза, и черты его будто высеченного из мрамора лица исказила боль. – Но теперь я понимаю, что ошибался. Лили Блэкмор оказалась совершенно другим человеком, она не могла вести такую жизнь, поскольку эти самые нормы и правила, как путы, связывали ее по рукам и ногам и она не представляла, как от них освободиться. – Он обвел взглядом толпу. – Эдит Мэйхью, Уинифред Хедли и их многочисленные друзья и подруги постарались настроить судью против Лили Блэкмор, даже не потрудившись как следует узнать ее.
Эдит и Уинифред открыли рты от возмущения, а их лица залились краской, когда все присутствовавшие в зале удивленно повернулись к ним. Однако стоило Моргану продолжить, как всеобщее внимание опять переключилось на него.
– Теперь я отдаю себе отчет в том, что долго не хотел признавать правду. Я был так же слеп, как и общество, которое не желало видеть то, что лежало на поверхности. Но, встречаясь с Лили Блэкмор каждый день, постоянно наблюдая за тем, как она общается с детьми, я был вынужден признать очевидное: она добра и высоконравственна. Она заботлива и честна. – Морган посмотрел на судью: – Общество раскрасило Лили Блэкмор пурпурной краской, в то время как ее настоящий цвет – это белоснежный цвет непорочной лилии. Неожиданно вперед выступил Роберт:
– Мистер Элиот прав, сэр. Наша тетя Лили – совсем не плохая женщина. Она ведет себя достойно и порядочно. Лучше, чем все, кто ее окружает.
– И она любит нас, – добавила Пенелопа, – а мы любим ее.
– Мы не хотим другой мамы, – смущенно произнесла Кэсси, но при этом слегка притопнула ножкой. – Нам нужна только тетя Лили!
Казалось, судья был поражен не менее, чем все, кто находился в зале суда. Через мгновение, однако, растерявшийся было Атикус Вестфорд бросился в атаку:
– Это какой-то абсурд! Вы не можете принять во внимание заявление этого… этого… представителя желтой прессы, – воскликнул он язвительно, – или слова неразумных детей! Разве сами они знают, что для них лучше?!
Судья устремил грозный взгляд на Атикуса:
– Я полагаю, мистер Вестфорд, что дети в гораздо большей степени осознают, что для них предпочтительнее, чем вы себе представляете. Как будущему отцу вам следовало бы это знать! – С этими словами судья с шумом опустил молоток. – В судебном заседании объявляется перерыв. Мне необходимо проанализировать новые важные факты, которые только что стали известны. Мистер Элиот, пожалуйста, пройдите в мой кабинет.
– Прошу всех встать! – прозвучали слова судебного клерка, как только судья поднялся со своего места и направился к выходу из зала.
Морган не собирался идти за Хартуэлом, во всяком случае прямо сейчас. Он хотел подойти к Лили, чтобы попытаться поговорить с ней. Молодая женщина по-прежнему стояла не шевелясь. Ее рука все так же судорожно сжимала спинку стула. Взглянув на Лили, Морган почувствовал, что его сердце разрывается от безысходной боли. Он устремился к ней.
– Мистер Элиот!
Морган повернулся – рядом с ним стоял клерк.
– Следуйте за мной, пожалуйста.
Морган заколебался. Внезапно нечто довольно странное привлекло его внимание: краем глаза он увидел мужчину, который, надвинув черную шляпу на самые глаза, быстро выскользнул из зала через служебный вход. Моргану показалось, что он уже где-то видел этого человека.
– Мистер Элиот, – повторил клерк, – судья ждет вас!
Проговорив с судьей более часа, Морган направился к выходу через опустевший зал суда. Дети останутся с Лили.
Узнав об этом, Морган испытал удивительное облегчение. Однако оно быстро сменилось в его душе чувством безнадежного отчаяния.
Выйдя из здания суда, во второй раз за этот день он прошел по Пятьдесят девятой улице к главному входу в Блэкмор-Хаус. Миновав ворота, он не стал заходить в дом, а, обойдя его, сразу направился к своему флигелю. Ему незачем было появляться в доме. Он уже рассказал Лили правду, теперь ей было известно о его величайшей ошибке. И он видел выражение ее глаз – в них была опустошенность.
Значит, ему оставалось только одно – собрать свои вещи.
В любой другой день, еще находясь на крыльце своего жилища, Морган непременно заметил бы присутствие посторонних. Но как раз этот день не был «другим». Сегодня Морган был полностью погружен в раздумья о Лили и поэтому, войдя во флигель, оказался абсолютно не подготовленным к страшному удару по голове, который сразу же обрушился на него.
– Лили! Лили! Быстрее!
Молодая женщина была в своей комнате, когда до нее донесся отчаянный крик. Она по-прежнему находилась в странном оцепенении, а ее мозг, казалось, был не в состоянии реагировать на то, что происходило вокруг.
– Лили!
Очень медленно, словно не сознавая, что обращаются к ней, она повернулась, – в дверях стоял Роберт. Мальчик задыхался от быстрого бега, его обычно аккуратно причесанные волосы растрепались. Роберт был очень взволнован, однако, даже заметив это, Лили почему-то не ощутила ни беспокойства, ни тревоги. Ее чувства как будто полностью отключились. Она приказала себе не замечать ничего вокруг, потому что знала: в противном случае сердце разорвется от боли.
