– Судя по вашему тону, мистер Хэмптон, – прищурилась она, – вы не одобряете мои действия. Что же вы предложили бы мне взамен? Помолить Бога, чтобы душа моей сестры обрела покой в раю, и на этом успокоиться? Или обратиться за помощью к вашей полиции? Какие свидетельства я смогла бы им предъявить, кроме моей грустной истории? Мне можно лишь поверить на слово, а можно и не поверить.
– Как бы то ни было, убийство есть убийство, сеньора. И полностью оправдать я его не могу. Ваш муж хотя бы знает обо всем этом? Это он хочет выслать вас из Англии как можно быстрее?
– Уехать отсюда я сама решила. Что касается Рауля, да, он все знает. Не волнуйтесь, мистер Хэмптон, мой муж – образованный человек. Он читал умные книжки, знает, что пишут все эти психологи, юристы, философы. Нельзя, мол, убивать даже самого плохого, самого ничтожного человека, и все такое. Но он считает, что есть иной закон, стоящий над всеми земными законами. Если бы я была мужчиной, пожалуй, вызвала бы Глазбери на дуэль. Но по неписаным законам женщины никого на дуэль не вызывают. Так что все, что мне оставалось, – это либо попросить какого-нибудь мужчину, чтобы вызвал графа на дуэль за меня, либо искать какой-нибудь иной способ. Я предпочла иной способ.
– А вам не приходило в голову, – вскипел Джулиан, – что этим вашим «способом» вы подвергаете опасности ни в чем не повинную женщину? Вы тут произносили красивые слова о благородстве, сеньора Перес, но можно ли считать благородным то, что вы шли на преступление, зная, что скорее всего обвинят в нем другого человека? Смуглянка была явно задета, но постаралась держать себя в руках.
– Я не собиралась подвергать вас никакому риску, графиня, – минуя Джулиана, обратилась она прямо к Пен. – Я ожидала, что успею провернуть это дело, пока вы еще в Неаполе. Полиция скорее всего решила бы, что графа убила какая-нибудь очередная проститутка. Он их вызывал на дом едва ли не каждую ночь.
– Но в момент убийства я была уже не в Неаполе, – ответила Пен. – И вы это прекрасно знали, сеньора!
– Прошу извинить меня за то, что я не стала дожидаться, пока вы снова соизволите куда-нибудь уехать. Я не думала, что вас могут подвергнуть суровому наказанию. Вы все-таки графиня. Аристократы, насколько я могу судить, всегда, как правило, умудряются каким-то образом выйти сухими из воды.
– Вы рассудили неверно, сеньора! – резко произнес Джулиан.
– И вас, кажется, не очень смущал тот факт, что в тюрьму вместо вас сел мистер Хэмптон! – вставила Пен.
Перес помолчала с минуту.
– Я должна извиниться перед вами, мистер Хэмптон, – проговорила она, – и не только за то, о чем сейчас говорила графиня. Я не сразу поняла вашу роль во всем этом. Сначала я считала, что вы просто купили Клео с теми же намерениями, что и граф. Думала, что будете использовать ее. Я была уверена, сэр, что вы ничуть не лучше, чем граф. Но после того как графиня объяснила Цезарю, что на самом деле вы сделали для Клео, мое мнение о вас изменилось. И тогда я решила спасти вас от обвинений.
– За это я вам очень благодарна, сеньора! – тихо проговорила Пен.
Сеньора Перес посмотрела на нее понимающим взглядом, каким могут обменяться между собой только женщины. Этот взгляд словно говорил: «Пусть мужчины воображают, что это они заправляют всем на свете, пусть играют в свои монархии и демократии, законы и свободы. Мы-то с вами знаем, кто на самом деле правит миром!»
Джулиан подошел к Пен и помог ей подняться из-за стола. Это было молчаливым сигналом, к тому, что цель визита достигнута и они могут идти.
– Как я уже сказал, – заключил он, – я не стану доносить на вас, сеньора, хотя бы потому, что таким образом я разрушил бы и собственное алиби. Не стану даже осуждать вас – не имею на это права, ибо о кончине графа, признаться, я сожалею не более, чем о смерти какой-нибудь мухи. Прощайте, сеньора, и Бог вам судья!
– Ты, должно быть, уже устал от моей болтовни, Джулиан? – прошептала Пен ему в ухо, нагибаясь, чтобы поцеловать его.
– Нисколько, Пен, – улыбнулся он. – Ты же знаешь, что я готов слушать тебя часами!
Пен действительно болтала без умолку на протяжении всей дороги из Лондона. Если бы это была не Пен, а кто-нибудь другой, то Джулиан, возможно, давно бы сошел с ума. Но Пен он действительно готов был слушать часами, даже если она говорила о светских сплетнях или о новинках моды.
– Я просто чувствую себя очень возбужденной, Джулиан. Ты не можешь себе представить, как я жаждала снова оказаться с тобой наедине. А вот теперь даже не знаю, чем мы будем заполнять все это время.
– Ну, для начала, – улыбнулся он, – я хотел бы научить тебя.
В глазах Пен загорелся лукавый огонек.
– Джулиан, ты безобразник! Чему?
– И вовсе не тому, о чем ты подумала. Я хотел бы научить тебя готовить.
– Готовить? – удивилась она.
– Пен, ты же сама хотела остаться со мной наедине, даже без слуг. Но кто-то же должен готовить! Честно говоря, я рассчитывал, что это будешь ты. Не бойся, я научу тебя всему, что надо.
– А если я буду хорошей ученицей, обещаешь научить меня и тому, о чем я подумала, Джулиан?
– При условии, что и в этом ты будешь хорошей ученицей.
– Обещаю быть лучшей ученицей, Джулиан! – Пен игриво куснула зубами Джулиана за ухо. – Я буду умелой, бесстыжей и соблазнительной.
Впереди уже замаячила усадьба Джулиана. Склонившись к нему, Пен продолжала играть с его ухом. Оно у Джулиана уже горело, но это лишь сильнее возбуждало его.
– Прекрати, Пен, – шутливо поморщился он, – а то кончится тем, что я изнасилую тебя прямо на дороге!
– Я не возражаю, но, кажется, начинается гроза. Впрочем, ты ведь любишь грозу, Джулиан.
– Я бы не сказал, что люблю. Скорее, признаюсь, даже немного побаиваюсь. Но человек ведь так нелепо устроен. Порою ему просто хочется сильных ощущений.
– Тебе, должно быть, нравится в грозе ее, если можно так выразиться, космический масштаб. Разыгравшийся хаос стихий, вероятно, напоминает тебе о том, что, кроме скучной, размеренной жизни рассудка, есть еще необузданное кипение страстей. Тебе, должно быть нравится ощущать себя частью природы. В такие минуты человек считает себя и царем природы, и ничтожной песчинкой одновременно... Ты это хотел сказать, Джулиан?
Джулиан не без удивления покосился на нее. Пен улыбнулась, перехватив его взгляд.
– Ты сам мне когда-то говорил все это. Много лет назад, когда мы были еще очень молоды... Забыл уже? А я вот, видишь, помню. Каждое твое слово. Вспомнила это несколько дней назад, когда ты сидел в тюрьме. Был поздний вечер, почти ночь. В окно мое стучали дождь и ветер. Как я уже сказала, ты говорил мне все это очень давно, но я запомнила твои слова. Я не понимала их до того дня, пока мы с тобой не занялись любовью. Помнишь, тогда, впервые? У больших страстей та же сила, что и у природы. Ты согласен? Джулиан помолчал с минуту.
