Ослепленная жаждой его близости, она поднялась навстречу ею руке. Но и его страсть уже вышла из берегов. Застонав от желания, он поднялся над ней — и бросился в нее, как в омут. В их соединении не было судороги мгновенного испуга, не было колебаний или удивления. Словно рожденная именно ради этого мгновения, Розалинда приняла в себя всю его длину и мощь вторжения. Она поднималась в радостной готовности к подчинению и обретала силу в его власти над собой. Он же, утопая в ее жаркой глубине, повиновался требованиям ее женской природы. Как меч к ножнам, подходили они друг к другу, как ключ к замку и как рука к перчатке Им не надо было ничему учиться, чтобы тела слились в древнем ритуале взаимного обретения. Единые сердцем, единые духом, они вместе устремлялись к этому мгновенному совершенству. Умопомрачительное исступление его поцелуев, нарастающий ритм неотразимой любовной атаки уносили ее в небеса — выше и выше. Она цеплялась за него, словно за последнюю реальность бытия. И когда ее руки и ноги, обвившие его. судорожно напряглись в отчаянном стремлении слиться с ним в одно, раствориться в нем — это единение свершилось.
— Эрик!..
Ее возглас мог бы заполнить Вселенную, хотя прозвучал тише самого тихого шепота и потерялся в обволакивающем тепле поцелуя. Она открылась ему полностью, сдалась на милость победителя — и тогда он на мгновение замер и в завершающем порыве исторг в ее лоно дар своей животворящей силы.
Его тело расслабилось и отяжелело, а она не могла унять дрожь. Оба были в поту и душевно опустошены после минувшего урагана страсти. Он отдал ей все, все до конца — и она отдала все ему. Странное это было чувство, и, улыбнувшись, Розалинда теснее прижала любимого к себе. Да, конечно, он вложил в их соединение все самое лучшее, чем был наделен. Она ощущала это с такой же несомненностью, как ощущала тяжесть, его тела, прижимающего ее к грубой мешковине. Но знал ли она что получил от нее взамен? Понимал ли, что их связывают духовные узы — куда более крепкие чем узы плоти, — несмотря на весь накал телесного наслаждения, которое они подарили друг другу? Нет. Не понять этого он не мог И она улыбнулась от безграничного счастья.
Он шевельнулся и пальцем легко коснулся ее губ. Открыв глаза, Розалинда увидела, что он всматривается в ее лицо, и прочла в его взгляде радость и нежность.
— Такие улыбки приберегай только для меня. — Наклонив голову, он ласково поцеловал ее, и в этом поцелуе жила не страсть, а какое-то иное чувство, которому не так легко подыскать название. — Только для меня одного.
Она молча кивнула в ответ, и он уронил голову ей на плечо. Потом перекатился на бок, не выпуская ее из объятий. Одной рукой он провел вверх по ее руке, потом вниз и легко коснулся ее груди. И это движение, такое нежное и уместное, показалось сейчас исполненным даже большей интимности, чем все предшествовавшее ему.
Уткнувшись лбом в плечо Эрика, Розалинда улыбнулась, не желая заглядывать в будущее — ни на секунду вперед. Сейчас, когда она лежала в его объятиях после столь упоительных любовных утех, она по крайней мере могла тешить себя иллюзией, что все в мире идет так, как должно идти.
Эрик сидел на грубо сколоченной скамье, когда прочие ратники потянулись ужинать. Они несколько раз звали его с собой, но он только молча качал головой. Не еда была у него на уме
— Может, его Молли дожидается, — загоготал один верзила. — Я видел, как она новичка обхаживала. Сейчас в сыроварне пусто — время самое подходящее. Какой мужик не предпочтет Молли со всеми ее штучками баранине с подливкой?
— У кого брюхо подвело, вот какой. Тогда уж лучше баранина, — добродушно вмешался другой.
Эрик поднял глаза, изобразив на лице что-то вроде усмешки. Хотя их грубое зубоскальство относилось к бойкой молочнице, Эрика от этих шуточек коробило: слишком свежо было в памяти последнее свидание с Розалиндой.
— Вот еще! Она сейчас, не иначе, слишком устала, чтобы пошевеливаться, как мне надо, — ответил он с запинкой. — Видали, какая там дорожка уже протоптана к ее дверям?
— Молли устали не знает.
— Она ж ничего не делает, только лежит раздвинув ноги. С чего тут уставать?
К тому времени, когда сотоварищи удалились в парадную залу, Эрик чуть ли не зубами скрежетал от злости. Но сердился он скорее на себя самого, чем на толпу насмешников. О Молли он и не думал: она не вызывала в нем ни малейшего интереса, тем более что репутация потаскушки была ею вполне заслужена. Всего несколько часов назад он лежал с Розалиндой. и его не отпускало воспоминание об аромате и сладости ее прекрасного тела. И когда о слиянии мужчины с женщиной окружающие судачили так, словно речь шла о случке животных, Эрику становилось тошно. Еще хуже было то, что в прошлом он мог бы припомнить целую вереницу подобных Молли — спутниц боевой лагерной жизни, — покладистых девиц, всегда слетающихся на турниры. Давно был потерян счет тем безотказным любвеобильным прелестницам, которые уединялись с ним в каких-нибудь укромных уголках. Чтобы снять напряжений и усталость дневных трудов, ему достаточно было именно этого — мягкого живота и пары раздвинутых ног
Но Розалинда — это другое.
Не зная, чем заняться. Эрик вынул нож и поднял с пола крепкий дубовый кол. Рассеянно начав строгать место, где торчал сучок, обтесал слишком толстый конец, заровнял все занозы, и получился увесистый посох-дубинка. В ловких руках работа спорилась, но мысли были не здесь, он вспоминал часы, проведенные с Розалиндой.
Как она нежна, как не правдоподобно сплавились в ней невинная сдержанность и страстная самозабвенность. Одна лишь мысль об ее податливом юном теле зажигала огонь в крови. Куда девался гнев, который она в нем вызывала? Да, его задевало, что для нее титул значит больше, чем сущность человека. Но ведь глупо и даже нелепо было ожидать чего-то другого. Просто в каких-то тайниках души безвестного бастарда, каковым он и был, жила надежда на чудо. И когда Розалинда с презрением отвергла Эрика из-за его мнимой принадлежности к простонародью, его бешенство не знало границ. Заключив сделку с Кливом, он обещал не искать встреч с их общей госпожой. Это условие тогда не казалось трудновыполнимым: план отмщения сэру Гилберту целиком захватил Эрика. Что бы ни произошло между ним и наследницей Стенвуда за те две недели, что оставались до турнира, это не повлияет на грядущие события. После того как он встретится с Гилбертом в поединке и победит негодяя, он откроет все сэру Эдварду и заявит о своих правах на руку Розалинды. Она, конечно, согласится, когда узнает о его рыцарском звании. Нет, такой приз упускать нельзя. Он подучит и ее, и Стенвуд или падет от руки сэра Гилберта. Так он думал тогда.
