Прохлада воды и сила прибоя вызвали прилив необъяснимой радости: хотелось петь, танцевать, дурачиться. Какое-то мгновение она стояла, позволяя белым барашкам пены резвиться вокруг ног, играть с ее юбкой. Несмотря на освежающий бриз, прилетевший с далекого Юкатана, солнце нещадно палило. Ритмичные набеги волн напоминали биение крови в ее венах. На губах ощущался вкус соли. Ноги вязли в песке, который двигался в ритме прибоя.
Освежающе-ласковые объятия волн вызывали неведомые ранее чувства. Зачарованная ими, Амалия протягивала руки к волнам, накатывавшим на нее, и двигалась все дальше от берега навстречу бегущему к берегу водяному валу. Однако стоять на ногах становилось все труднее, но Амалия удерживалась над водой, и это ее веселило. С каждой новой волной ей приходилось подпрыгивать, чтобы не упасть от ее удара и не дать себя захлестнуть. Но вот вода подхватила Амалию и, к ее великой радости, потащила к берегу.
Тень легла на нее, когда она выкарабкалась из ласковых, но сильных объятий волны.
— Уже довольно далеко от берега, — крикнул Роберт, стараясь перекрыть шум моря. — Надо возвращаться.
Амалия повернулась, чтобы посмотреть на него, на его влажные, сверкающие в лучах солнца волосы, на капельки воды, застрявшие на бровях и ресницах, на темных от загара плечах. И в этот момент сильная волна налетела на нее, сбила с ног, окатила водой ее голову и потащила на дно, вжимая своей тяжестью в песок. Амалия выпрямилась, пробивая головой толщу воды и ища хоть какую-то опору для ног. Шапочка ее слетела и где-то потерялась, волосы разметались по лицу. Амалия откашлялась, расправляя непослушные пряди и стягивая их в тугой узел на затылке. Но тут подоспела новая волна, и Амалия вновь оказалась в железных объятиях стихии, которая перевернула ее, неся на своем гребне с разметавшимися по воде волосами, которые, как водоросли, обмотались вокруг нее и вокруг Роберта, стоявшего рядом.
Волны, налетавшие на них, подталкивали их тела друг к другу. Глаза Амалии щипало от соленой воды, в носу жгло, но она нашла в себе силы рассмеяться, глядя на мужчину, который обнимал ее прямо в воде.
Однако лицо Роберта оставалось хмурым. Он смотрел на ласковое сияние лица цвета персика в палящих лучах солнца, на трепетное вздымание груди, прекрасно очерченной мокрой бумазеей. Его бедра, прижимавшиеся к ней, напряглись буграми мускулов, и она почувствовала прикосновение его напрягшейся плоти, обжегшее ее жаром властного мужского желания. Объятия Роберта стали сильнее. В глазах читалось дикое, затравленное желание самца и самобичевание за несдержанность.
Амалия вздрогнула, отстраняясь от него. Роберт отпустил ее без сопротивления и, бросив еще один обжигающий взгляд, который ощупал все ее тело, удалился прочь, ныряя в волны. Он вышел из воды и пошел по песчаному берегу, потом бросился лицом вниз на горячий песок, закрыв голову руками.
Окатывающие ее волны успокаивали своей приятной прохладой. Минутное возбуждение прошло. Амалия еще некоторое время побарахталась в воде, а потом вышла на берег. Панталоны и юбка прилипли к телу, но Амалия стряхнула с них воду, хлопая материей себе по ногам и отжимая одновременно их по краям. Приведя в порядок костюм, она занялась волосами и только потом направилась к Роберту. Рядом с ним лежало полотенце. Амалия встала на него коленями, а другим стала вытирать лицо и сушить волосы.
— Тебе лучше вернуться домой, не то сгоришь, — сказал он срывающимся голосом.
— Да, — согласилась она, — так будет лучше. Больше в этот день Амалия его не видела, хотя слышала, как он вернулся, слышала, как ему готовили ванну, когда солнце уже погружалось в воду, и лучи заката освещали залив. Амалия надеялась, что Роберт не вернется к ужину. Мами немного устала и собиралась отдохнуть у себя в спальне, и им придется встретиться лицом к лицу за столом без нее, хотя именно она могла бы разрядить обстановку.
Читая свекрови после обеда книгу, Амалия не раз ловила на себе ее внимательный, изучающий взгляд, поэтому не могла отделаться от вопросов: видела ли свекровь их утреннее купание, и чего добивается Мами, пытаясь свести их вместе? Станет ли ее душе легче, если они поженятся? Свекровь не знала и не могла знать, насколько бесполезны были все ее ухищрения. Мами даже не догадывалась, что заявление Роберта о ночи перед дуэлью, которую он якобы провел в спальне у Амалии, было ложью, и что трагическая тайна ее сына встала теперь между ними.
Чтобы поднять себе настроение и успокоить внутреннюю дрожь, Амалия старательно нарядилась к ужину. Она надела черное шелковое платье, отороченное белым кружевом, с низким декольте и пышными рукавами. Юбка с кринолином была пошита в австрийском стиле с маленьким белым «передничком» на подоле, которому позавидовали бы на любом местном балу, так изящно он был выстрочен и так хорошо смотрелся. Сотворила это чудо портниха из Нового Орлеана, которая жила некоторое время в «Роще» и обшивала Амалию и Хлою в те несколько недель, что последовали сразу за похоронами. В таком платье и в Париже не стыдно появиться, хотя для виллы у моря оно выглядело несколько outre19.
Но Амалия радовалась, что надела именно это платье, что Лали убрала ее волосы ниспадающим каскадом локонов, что сидела она за столом вдвоем с Робертом, который, похоже, вознамерился своими раздевающими взглядами смутить ее. На все попытки завязать разговор он давал односложные ответы:
— Был на рыбалке.
— ………
— Ничего не поймал.
— ………
— Никого не видел.
— ………
— Ни с кем не разговаривал.
Роберт представления не имел, кто еще отдыхал на острове, и по тону, которым он это говорил, можно было понять, что ему и дела до всего этого нет.
—………
— Да, день был жаркий.
— ……….
— Нет, я не собирал ракушки в детстве и ничего в них не понимаю.
Наконец Амалия не выдержала:
— Если вам невыносимо скучно на острове, особенно в моем обществе, могли бы и не затруднять себя пребыванием здесь.
— Я остаюсь, потому что вынужден делать это, — сказал он, и в его синих глазах вспыхнула ярость. — Поскольку я запятнал ваше доброе имя, чего уже не исправить, я буду чувствовать себя виноватым всякий раз, когда какой-нибудь ловелас с бесчестными намерениями начнет приступать к прекрасной молодой вдове Жюльена Деклуе.
Амалия почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Ах, вот оно в чем дело! — воскликнула она с гневом.
— Да, именно в этом!
— К вашему сведению, я способна сама постоять за себя.
— В самом деле? — спросил Роберт.
— Если вы думаете, что я, позволив вам… прикоснуться ко мне, не могу отказать другому, то вы сильно ошибаетесь. — Теперь ее лицо пылало от обиды и негодования.
