Статуя была очень древней, изящно сделанной, правда, лицо и руки потеряли прежнюю красоту, не устояв перед натиском столетий. Перед маленьким алтарем лежали свежие цветы, сам грот освещался мерцающим пламенем свечи, защищенной от ветра куском битого стекла.
— Взгляните, монсеньор, кто-то приходит сюда молиться, — проговорила Аме, когда они приблизились к гроту.
— Садовник, думаю, — ответил его светлость, — а может быть, его жена и остальные члены семьи.
— Посмотрите-ка, здесь какой-то узор из ракушек среди камней, — сказала девушка. — Должно быть, это сделал ребенок; а ведь цветы здесь не только садовые: вот, взгляните — это дикие орхидеи, а вот свежие полевые цветы!
Девушка тут же преклонила колени перед алтарем и прочитала молитву. Себастьян стоял в стороне, наблюдая за ней. Когда Аме закончила молиться, она встала и протянула обе руки герцогу.
— У меня возникло такое ощущение, — проговорила она, — что наше счастье сегодня вечером в этом саду дано нам свыше, потому мы и набрели с вами на это место, посвященное Божьей Матери.
— Надеюсь, наша любовь и в будущем всегда будет освящена небесными силами, — ответил герцог.
На какое-то время голос его стал серьезным и звучал низко. Аме взглянула на небо.
— Становится очень поздно, монсеньор, — проговорила девушка, — а мне не хотелось бы встречаться сегодня с леди Изабеллой или месье Хьюго, когда они вернутся сюда после бала. Я обоих их очень люблю, но хочу, чтобы этот вечер принадлежал только нам двоим, и не желаю, чтобы кто-то забрал у нас хотя бы часть его.
— Давайте вернемся в дом, — ответил ей герцог Мелинкортский. — Вам пришлось затратить много сил в прошлую ночь, и вы, наверное, очень устали.
— Нет, я ничуть не устала, — возразила ему девушка. — Я счастлива. И мне кажется, будто все мое тело трепещет 6т этого удивительного ощущения полного счастья.
Они медленно побрели обратно к дому; никому из них не хотелось возвращаться. Когда они подошли к двери, что вела из дома в сад, Аме обняла герцога.
— Скажите мне еще раз, монсеньор, что любите меня, — попросила она, — скажите, что будете любить меня всегда!
— Я буду любить тебя всю мою жизнь, — ответил Себастьян, — а если, как ты заставляешь меня поверить, существует нечто после жизни, то я буду любить тебя вечно. Ты моя, Аме, я уже говорил тебе об этом. И я никогда не позволю тебе покинуть меня.
..;; — Я буду вашей вечно, монсеньор, — прошептала Аме. — Я люблю вас — сейчас и навсегда.
Она обняла его за шею и приблизила его лицо к себе, чтобы поцеловать. Потом надолго крепко прижалась к нему всем своим телом; после этого, прежде чем Себастьян понял ее намерения, девушка выскользнула из его объятий. Она вошла в дом и заперла за собой дверь, в результате чего он остался в саду один, не имея возможности войти внутрь.
Тогда с несвойственной ему проницательностью герцог почувствовал, что Аме не хотелось разрушать таинства этого вечера прощанием при свечах. Оно показалось бы таким бледным и бесцветным после почти неземного очарования сада; итак, покорный желаниям девушки, герцог Мелинкортский побродил еще немного по лужайке перед тем, как войти в дом.
Примерно через час он услышал, как приехали Изабелла и Хьюго, а потом уснул с улыбкой на устах, с часто бьющимся от возбуждения сердцем, чувствуя себя таким же юным, как Аме…
И теперь, когда он проснулся, Себастьян думал о том, что его главной задачей было ни в коем случае не допустить, чтобы девушка разочаровалась или почувствовала себя незащищенной в этом мире, в котором отныне будет жить как его жена. Он слишком хорошо знал ограниченность этого мира, в котором разочарование и крушение надежд довольно спокойно воспринимается теми, кто знает о существовании таких вещей; но те люди, которые всегда ждут от других только хорошего, которые еще не научились спокойно воспринимать крушение надежд, могли бы отнестись к этому совсем иначе.
— Она верит в меня, и я должен оправдать ее надежды.
Его светлость поймал себя вдруг на том, что произнес эти мысли вслух.
Он вновь открыл глаза и сел на кровати. Часы показывали девять, а это было для него очень поздно, поскольку в силу привычки герцог Мелинкортский неизменно завтракал очень рано, бросая вызов современной моде.
Его светлость позвонил в колокольчик, вызывая лакея, и спустя несколько минут в комнату вошел Дальтон, неся с собой принадлежности для бритья.
— Зная, что ваша светлость не спали предыдущую ночь и поздно легли вчера, я решил, что лучше всего не беспокоить вас.
— Вы — старая баба, Дальтон, — упрекнул его герцог Мелинкортский. — Вы когда-нибудь видели, чтобы ночные бдения отрицательно сказывались на мне?
— Нет, ваша светлость.
Герцог поднял руки и потянулся.
— Приготовьте мне ванну, я уже встаю.
Приняв ванну и одевшись подчеркнуто тщательно, его светлость оглядел себя в зеркале; занимаясь этим, он удивился: сегодня, как никогда, он уделял себе слишком много внимания, как всякому влюбленному, ему хотелось выглядеть в наилучшем виде.
Панталоны сидели на нем безукоризненно, на камзоле из голубого атласа не было ни одной складки. Герцог взглянул на часы. Было уже без четверти десять.
— Дальтон, велите немедленно заложить мою карету, — распорядился герцог Мелинкортский. — Если мадемуазель Аме уже готова, то мы поедем вперед, а вы можете следовать за нами в одной из дорожных карет. Надеюсь, мистер Уолтхем распорядился по поводу доставки остальных наших вещей.
— Вашу… вашей светлости… карету?.. — пробормотал нечто невразумительное Дальтон.
— Да, разумеется, — проговорил герцог. — И не прикидывайтесь дурачком, Дальтон. Вам же известно, что сегодня мы уезжаем в Англию. Завтракать будем в пути.
— Но… ваша светлость… ваша карета уехала!
— Уехала! — воскликнул герцог. — Куда же, позвольте спросить? Да что вы там бормочете?
— Я думал, вашей светлости все известно, и поэтому подготовка к отъезду была отменена.
— Что именно должно быть мне известно? — спросил герцог Мелинкортский, постепенно раздражаясь. — Черт вас возьми, Дальтон, что вы хотите этим сказать? Ради бога, объясните же все толком в конце концов!
— Рано утром мадемуазель Аме забрала карету вашей светлости, — ответил Дальтон. — И я подумал, что таковым было распоряжение вашей светлости.
Внезапно герцог успокоился.
— Из ваших слов следует, что мадемуазель Аме уехала сегодня утром? — уточнил он.
— Да, ваша светлость, именно так: примерно в четыре утра, — ответил Дальтон. — Она прислала за мной свою горничную. Потом мадемуазель распорядилась, чтобы для нее немедленно заложили экипаж, а затем она добавила, что так как боится разбудить леди Изабеллу, то пройдет через конюшню. Ваша светлость, я и понятия не имел, что делаю что-то не так, когда выполнял все распоряжения мадемуазель Аме.
