– Гришка, жив? Сделал, что хотел?
Он выскочил из пролетки. Отец в том же обрезанном полушубке, но без шапки, стоял рядом с лошадьми, а за его спиной, казалось, толпился, смеялся, скалился и глазел на них весь табор, от детей до стариков. Несколько смущенный таким вниманием, Гришка неловко поздоровался с цыганами, сунул извозчику обещанный червонец и под подбадривающие крики зрителей принялся вынимать из пролетки спящих детей.
– Вон как! Глядите, ромалэ, теперь можно и самому не стараться!
– Один, два… Трое! Ну, бога-атое приданое взял!
– Одна девка? Ну, слава богу – один раз жениха искать!
Но когда из пролетки в свет высокого костра спустилась, кутаясь в лисью шубу, успевшая вытереть слезы Иринка, насмешливые возгласы смолкли. Лишь кто-то из молодых восхищенно присвистнул, а толстая старуха с мешком на плечах довольно крякнула:
– Не прогадал, кофаре!
Смущенная Иринка поклонилась Илье. Тот сначала озадаченно молчал, вглядываясь в ее лицо, затем протянул:
– Ну, кажется, помню тебя, красавица. И за что моему дурню такое счастье, а?
– Благослови, Илья Григорьич… – опустив глаза, прошептала Иринка. Как была, с ребенком на руках, встала на колени в снег. Рядом, со спящим двухлетним мальчишкой на плече, опустился Гришка. Глядя на них, бухнулась на колени и проснувшаяся Машенька, и цыгане, наблюдавшие за сценой, негромко рассмеялись.
– Господь бог с вами… – коротко сказал Илья, за неимением иконы помахав перед ними трубкой. Затем перекрестил Иринку, поднял ее с колен, поцеловал в лоб. – Будь счастлива, девочка. Полезай вон в бричку, не замерзнете. Там сена мешок навален, подушки, да я еще тулуп положил. Да детей, детей укрой, путь не близкий! А ты чего стоишь – вставай! – Это уже относилось к Гришке, резво вскочившему на ноги. Илья показал ему на бричку с крытым верхом, в которую Иринка укладывала детей.
– С лошадьми управишься? Вам лучше будет в первой же деревне на ночь остановиться. А доберетесь до Смоленска, сразу ищите цыган, там мы долго жили, все помнить должны. Спросишь Андрея Калоро, если жив еще. Если помер – к сыну его пойдешь. Помогут. Не забудь потом матери отписать.
– Спасибо, дадо.
– На здоровье. – Илья помолчал. – Ты Митро про меня сказал?
– Сказал. Он тебя в Рогожской у Парфеныча будет ждать.
– Дашке не болтнул чего?
– Нет. Ей-богу, нет! – побожился Гришка и удивился, заметив на миг в глазах отца искорку сожаления. Но на вопросы не было времени, Иринка уже с тревогой выглядывала из брички, и Илья толкнул сына в плечо.
– Давай, иди к ней. С богом!
Они обнялись, Илья перекрестил сына, и Гришка побежал к бричке. Вскоре над спинами гнедых взвился кнут, лошади тронули с места, и цыганская кибитка, покатившись по заснеженной дороге, исчезла в темноте. Илья молча смотрел ей вслед.
– Ох, и лихой ты, морэ! – задумчиво произнес переминающийся рядом с ноги на ногу Митька. – Такое дело в полдня обтяпать… Другие по три года собираются.
– Угу… Кому не сильно надо, те и собираются. – Илья хлопнул мальчишку по плечу, слегка подтолкнул его в сторону шатра. – Иди спать. Да огонь не упусти, замерзнешь еще под утро! Я в город пошел.
– Тебе не помочь? – привычно спросил Митька. – И куда нелегкая несет на ночь глядя?
– Тебе забыл доложиться. Иди.
Хорошо знакомый Илье трактир в переулке близ самой Рогожской заставы всегда был темным, грязноватым и полным всякого сброда. «Точь-в-точь как у Лазаря», – невесело подумал Илья, входя внутрь. Свободное место долго искать не пришлось: этим вечером трактир был почти пустым, без шумных и пьяных компаний, лишь в углу мирно выпивали трое нищих да ближе к буфету парились над дымящимся чаем извозчики. К севшему за стол Илье подошел сам хозяин – горбатый хромой старичок с розовой плешью, в женском сборчатом фартуке. Илья спросил водки и соленых огурцов, но пить не стал. В трактире было натоплено, он сбросил на лавку рядом с собой полушубок, обеими руками взъерошил волосы, стряхивая с них растаявший снег. Подумав о чем-то, медленно перекрестился. И сидел не двигаясь, глядя остановившимися глазами на бьющийся в лампе красный огонек, до тех пор, пока не скрипнула тяжелая дверь и в кабак не вошел, недоверчиво осматриваясь, Митро.
Илья приподнял руку. Митро заметил этот жест и, подойдя, сел рядом. Не здороваясь, спросил:
– Ну?
Илья промолчал. Чуть погодя спросил:
– Водку будешь?
– Скажи сперва, чего надо.
– Во-первых, мой сын твою девчонку от мужа сегодня увез. – Илья испытал некоторое злорадство, глядя на то, как Митро меняется в лице.
– Который? Ка-какую?! Господи ты боже мой!
– Гришка Иринку, – коротко пояснил Илья.
Митро схватился за голову и замер. Илья молчал, ожидая взрыва, но было тихо. Лишь спустя минуту Митро, не поднимая головы, начал тихо и увлеченно материться. Другие посетители кабака заинтересованно притихли, глядя на двух цыган за дальним столом, один из которых молча двигал пальцем по столу граненый стакан, а другой, не переводя дыхания, ругался то по-русски, то по-своему.
– И все мои несчастья через тебя!!! – наконец закончил Митро. – Ну на кой черт ты опять в Москву свалился?! Как без тебя тихо-спокойно было! Это ведь ты своего сопляка надоумил, голову положу! Ему бы самому в жисть такой фортель в башку не прыгнул!
Илья пожал плечами. Взглянув на расстроенную физиономию Митро, сказал:
– Ты не беспокойся, они со всеми ее детьми уехали. Через месяц-другой, может, и вернутся.
– Они-то вернутся, а как я с Картошками разбираться буду?! – уныло спросил Митро. – И какие опять разговоры пойдут? Моя дочь, от законного мужа, с тремя детьми, бог знает с кем… Тьфу! А у меня еще две девки не пристроены! Сволочи вы все, Смолякоскирэ, вот что я тебе скажу!
Илья не стал возражать. Еще несколько минут Митро бранился, сокрушался, высчитывал что-то на пальцах и поминал всех святых. Илья ждал. И дождался наконец тишины и последовавшего за ней короткого недоброго вопроса:
– А с чего ты явился?
Он поднял голову. Митро смотрел в упор, и от взгляда его узких черных глаз Илью кольнуло холодом. Точно так же смотрел Яшка – тогда, на рассвете, сжимая в руке нож… Несколько месяцев, добираясь с цыганскими таборами до Москвы, глядя, как теплая южная осень сменяется ветрами, дождями и колючим жнивьем на серых полях, как покрывается наледью дорога, как ниже и темнее становятся тучи, Илья представлял себе этот разговор, ради которого, в общем-то, и ехал сюда. Думал о том, что скажет сам, что ответит ему Арапо, с которым еще пять лет назад они были друзьями и кумовьями. Но сейчас все слова делись куда-то, а Митро смотрел в упор и ждал. И Илья понял, что тянуть нечего. Помедлив, он вытащил из-за голенища свой нож с длинным лезвием, с крепкой деревянной ручкой. Бережно положил его на стол, загородил рукавом от других посетителей. Митро подозрительно следил за его действиями.
