– Пес неблагодарный, – шутливо проворчала Джоанна, – уже набычился из-за того, что Джиллиан раньше тебя предложила такую блестящую идею. Пойдем, Джиллиан, мы мешаем им развлекаться. Если мы быстро перескажем все разумные советы, они не смогут переварить их и до вечера, пока, Наконец, не придут к выводу, к которому мы пришли бы за десять минут.
Очень странное выражение мелькнуло на лице Адама, но он ничего не сказал. Женщины встали и оставили мужчин за их разговором. Джиллиан не знала, радоваться ей или печалиться. Ей казалось, что она вот-вот умрет от страха, когда речь шла об осадных орудиях, штурмовых лестницах и необходимости подготовить защиту от кипящего масла и смолы. Она почувствовала облегчение, устранившись от такого рода беседы, где ей приходилось следить за своим лицом и сдерживать дыхание. Она испытала истинное удовольствие оказаться в компании Элинор и Джоанны, которые заняли ее голову и руки разговорами о домоводстве и вышиванием. С другой стороны, однако, ей хотелось быть рядом с Адамом каждую секунду, пока он не уехал. И она никак не могла решить, что скрывал его смех – удовольствие или гнев – и почему все-таки Джоанна увела ее.
На последний вопрос она получила ответ следующим вечером. Джиллиан не виделась с Адамом весь тот день. Он поднялся рано, чтобы проследить за отъездом четверых вассалов, которые должны были повести свои отряды к Вику, остерегаясь нападений по дороге. Адам собирался повести людей, которых он нанял в городе Роузлинде, и полсотни опытнейших воинов из замка, выделенных ему матерью. Ему предстояло также собрать дополнительные запасы, чтобы в дальнейшем не отвлекаться на грабежи. Кроме всего прочего, ему нужно было проследить за вооружением и оснасткой судна. Эти заботы заняли у Адама весь день. Он даже не заехал в замок пообедать.
Когда он, наконец, вернулся, Джиллиан сидела в одиночестве у огня в большом зале. Она не услышала, как он вошел, так как еще не оправилась от изумления и испуга, став свидетельницей очень странной сцены, разыгравшейся за несколько минут до этого. Она, Джоанна и леди Элинор спокойно шили и болтали, когда вошла служанка и что-то прошептала леди Элинор на ухо. Та приподняла бровь, взглянула на Джиллиан и твердым тоном приказала Джоанне:
– Тебе плохо, Джоанна. Иди наверх и приляг ненадолго.
У Джоанны отвисла челюсть. Она была беременна и иногда по утрам действительно чувствовала себя не очень хорошо, но потом работала целый день и даже при необходимости выезжала верхом на фермы. Цвет лица у нее был нормальный, с голосом тоже все было в порядке, то есть никаких признаков болезни в ней не наблюдалось. Прежде чем Джоанна успела что-либо возразить на это нелогичное и сумасбродное замечание, Элинор схватила ее за руку и, подняв со стула, потащила к лестнице. Джиллиан, остолбенев, смотрела им вслед.
– Ты с ума сошла, мама? – спросила Джоанна, справившись с изумлением. Говорила она, однако, шепотом. Она, конечно, не думала, что ее мать спятила, но хотела получить объяснение. – Бедная Джиллиан…
– Тихо, – оборвала ее мать. – Я думаю, что делаю для «бедной Джиллиан» именно то, что ей больше всего хочется. Я хочу посмотреть, что она будет делать с этим. И попридержи язык, – продолжала она. – Я не шпионю из ревности или больного любопытства. У меня есть определенная цель.
Адам был уставший, замерзший и раздраженный. Хотя все его приготовления прошли гладко, он очень злился на самого себя. Он перекусил в городской таверне, которая хорошо была ему известна прекрасной кухней и еще больше распрекрасными служанками. Он хорошо знал их, поскольку, бывая в Роузлинде, привык выбирать одну из них к себе в постель. Элинор не позволяла ему трогать своих служанок, правда, не из моральных соображений, а опасаясь склок и ревности между ними. Адам уже предвкушал игривый часок, который позволит успокоить напряжение нервов, вызванное непривычно долгим воздержанием.
Однако, к своему ужасу, Адам скоро понял, что это его больше не интересует. Обед был превосходный, все девушки – внимательными и соблазнительными, но он был холоднее зимней погоды за стенами таверны. Это было отвратительно! Это было ужасно! Он вспомнил, как часто посмеивался над Иэном и Джеффри за их целомудрие, как он не верил их возражениям, что они не хотят никаких других женщин, в душе подозревая, что они просто побаиваются своих волевых и ревнивых жен, и ему осталось только выругаться про себя.
В итоге, он как-то отшутился и в мрачном настроении покинул заведение, чтобы доделать дела и вернуться в замок. К довершению всех разочарований, войдя в дом, он заметил мелькнувшую вверх по лестнице женскую юбку. Он узнал эту юбку и прикусил губу. Элинор увела Джиллиан. Либо его мать обуяли уже противоестественные собственнические инстинкты, либо сама Джиллиан попросилась уйти. Вероятнее было последнее. Проклятая Джоанна и ее извращенное чувство юмора – сказать, что он рассердился, когда она прекрасно знала, что он едва сдержался, чтобы не расцеловать Джиллиан. Может быть, дело и не в том. Может быть, Джиллиан решила, что он посмеялся над ее предложением насчет корабля в присутствии ее подданных. Проклиная всех женщин и их необъяснимые причуды, Адам протопал к огню, швырнул плащ на пол и плюхнулся на скамью.
Если он уже не может иметь женщину, решил Адам, то хотя бы может напиться. Подняв голову, чтобы потребовать вина, Адам увидел Джиллиан, сидевшую на стуле напротив и смотревшую на него с выражением радостного изумления. Ее не было видно за высокой спинкой, и она сама была настолько поглощена поступком леди Элинор, что не заметила, как он вошел. Сообразив, наконец, что действия леди Элинор объяснялись просто желанием дать ей возможность побыть одной, вернее, почти одной, – с Адамом, Джиллиан так удивилась, что не заметила настроения Адама.
– Я не сердился на твое предложение насчет корабля, – сказал он, прежде чем она обрела дар речи. – Я был очень доволен. Джоанна просто пошутила.
Голос его, резкий при первых словах, потеплел к концу фразы. Джиллиан улыбнулась и встала, чтобы поднять его плащ, любовно отряхнула его и, аккуратно сложив, повесила на стул.
– Я рада этому, – сказала она мягко, зная, что глаза Адама следят за ней.
– И надеюсь, ты не думаешь, что я хотел посмеяться над тобой перед твоими людьми. Может, мне и не следовало…
– Я никогда не думала такого, – прервала его Джиллиан, – никогда. Ты всегда поддерживаешь меня в их глазах, – она подошла ближе, словно его взгляд канатом притягивал ее, а он взял ее руку и поцеловал.
– Благослови Господь твой кроткий нрав, – вздохнул он. Физическая потребность давила на него, но он помнил о слугах и не стал усаживать Джиллиан к себе на колени. Теперь он был рад, что не связался ни с одной из служанок. Он почувствовал, что их поцелуи осквернили бы через его губы руку Джиллиан. Джиллиан робко коснулась его щеки и шеи.
